уставился на пана Агалинского.
— Предлагаю васпану еще одно экзотическое впечатление: я знаю приятное кафе с избранной публикой, где можно покурить очень интересный табак, привезенный с островов. До утра вы будете путешествовать в своих самых смелых мечтах. Составите компанию, васпан?
По лицу лорда пробегали тени придорожных деревьев, будто темные ангелы. Пан Агалинский, которого Лёдник на всякий случай незаметно толкнул локтем, вздохнул и отказался.
— Тогда, ваша мость, продайте мне своего телохранителя-доктора. Это чрезвычайно интересное сочетание — совершенный убийца и лекарь в одном лице.
Вялый голос лорда Кавендиша звучал так, что непонятно было, то ли он шутит, то ли говорит всерьез. Ясно было одно: не приведи Господь его разозлить.
После вежливых объяснений Лёдника, что он больше не продается, лорд уставил светлые невыразительные глаза на фехтовальщика:
— Дело только в цене. Вы же сегодня продавали свою жизнь. И я продавал — за бокал риска. Ты создаешь круг — или идешь в круг. Я люблю попробовать и то, и это. Год назад мы придумали одно интересное развлечение. Слышали о могавках?
— Нет, ваша мость.
Лицо лорда стало, как у тиуна над сонными жнеями.
— Мы так называемся в честь индейцев. Краснокожие тоже не обременяют себя рассуждениями о ценности человеческой жизни. Представьте себе: идет по улице, оскверняя ее своим присутствием, какой-нибудь вонючий оборванец. Или пузатый горожанин, который мечтает быстрее очутиться в постели рядом со своей толстенной женой. И вдруг оказывается в кольце вооруженных шпагами джентльменов в черных плащах и масках. Он начинает потеть от страха и нащупывает кошелек. И тут чувствует укол в поясницу. Поворачивается. И снова его колют сзади. Он снова поворачивается. И снова его колют в спину. Задача в том, чтобы придать движениям жертвы динамичность, чтобы он вертелся как можно быстрее, и это напоминало танец. Чем неповоротливее и уродливее жертва, тем более смешно получается. Особенно интересно с женщинами. Они визжат, подпрыгивают, выгибаются.
— Вы и женщин останавливаете? — возмутился Прантиш.
— А что?
Вырвича даже трясло от гнева.
— Такие занятия недостойны шляхтича, ваша мость!
— Или ты создаешь круг, или стоишь в его середине, — безразлично промолвил лорд. — Хотите в круг — ваша воля. Особенно было бы забавно понаблюдать за паном доктором. Это был бы исключительный танец!
— Да Балтромей порезал бы ваших «могавков», как лягушек на лабораторном столе!
Лорд не успел ответить, шустро влезла Полонея:
— Сэр Кавендиш, не знакомы ли вы с многоуважаемой леди Кларенс? Возможно, пан будет так любезен что-нибудь рассказать чужестранцам об этой благородной женщине?
Богинская сделала все правильно: предотвратила возможный гнев лорда, отвлекла его внимание невинным вопросом, и вопрос был важным.
Вот только был ли он невинным, или лорд окончательно повредился умом, только глаза его остекленели, ангелец несколько раз ударил кулаком в стенку кареты, и кучер остановил лошадей.
— Прошу у ваших мостей прощения, но дальше везти не могу. Очень приятно было познакомиться, — с последними словами лорд потрогал опухшую челюсть. — Оревуар.
И, ей-богу, Вырвичу показалось, что в безразличных глазах лорда Кавендиша блеснула настоящая ненависть.
И нельзя сказать, чтобы всех очень огорчила необходимость покинуть карету, — в компании лорда они чувствовали себя, как иностранцы, которых в Несвиже, в гостях у пана Кароля Радзивилла, обслуживали вместо лакеев сморгонские медведи.
Избитый пан Гервасий Агалинский, порезанный пан Балтромей Лёдник, напуганная перспективой похищения панна Полонея Богинская и подавлен ный тем, что не удалось совершить подвиг на глазах Прекрасной Дамы, студиозус Прантиш Вырвич возвращались в гостиницу «Дуб и Ворон», к теплу камина. Прантиш нежно прижимал рукой спрятанную под рубашкой стопку заработанных литвинской кровью денег.
Глава четырнадцатая