Ящик Пандоры
Как говорил старший Данила Вырвич, возвращаясь из корчемки с пустыми карманами, быстро пришли, быстро ушли, что медные, что золотые.
Бумажные тоже долго не продержались. Важный дворецкий занес тысячу фунтов на серебряном блюде таинственной леди Кларенс, которая так и не появилась покупателям на глаза, тут же выбежал шустрый молодой человек в синем суконном камзоле, как оказалось, нотариус, договор на покупку кир пичного помещения в Кларкенуэлле на имя мистера Балтромея Лёдника был составлен, подписан, заверен.
И вот они стоят перед мрачным строением, кутаясь в плащи от студеного ветра, и плохие предчувствия мельтешат вокруг и жалят, как дикие пчелы.
— Поздравляю, доктор, у тебя сейчас есть собственный дворец в Ангельщине! — захохотал пан Гервасий.
Квакеры оставили пустые стены, спартанскую мебель и устойчивый запах ладана. Интерьеры были новому владельцу неинтересны, гостей, как вурдалаков и крыс, влекли подземелья.
Вырвич в дрожащем свете свечей спускался по сырым каменным ступеням и вспоминал, что так же пришлось бывать в подземельях Слуцка, Менска, Полоцка, и сколько там пережито страшного и впечатляющего. Оставалось надеяться, что в лондонских подвалах все будет проще. И конечно, что там вообще что-то будет.
И вот арка, и надпись на ней «Здесь добудешь победу огня над железом». Двери не заперты. Но за дверью — ничего интересного. Длинное помещение без окон, пол наклонен вниз. Единственное, что свидетельствовало о таинственной истории, — на крайней стене вырублены цифры, рассыпанные беспорядочно, будто слепой сеял. Профессор сразу начал ощупывать камни кладки.
— Что теперь, стену ломать? — нервно спросил пан Гервасий. — Здесь без пороха не справишься. Вон какие глыбы.
Но Лёдник только рукой махнул, мол, не мешай. Изучал камни, едва не водя по ним носом, выискивая одному ему известные знаки.
— Надеюсь, я все правильно расшифровал. — бормотал доктор. — Так. Двенадцать. Тройка и четверка. Три алхимических принципа «tria prima»: сера — душа, что значит чувства и желания, соль — земное тело, ртуть — дух, что охватывает фантазию, судит о нравственности и интеллектуальных спо собностях. Четыре элемента — вода, земля, огонь и воздух. Три состояния вещества — твердое, жидкое, газообразное. Цифры плодов, понятные только посвященным, — тринадцать. Двадцать пять. Совпадает!
И нажал сразу на два камня внизу. Они стронулись, углубились. Потом еще на один. Что-то заскрежетало, и каменные глыбы вдруг сдвинулись по специально уложенным в пол стальным полосам. Из темного провала потянуло холодом и смертью.
— Свидетельствую, что пан Балтромей Лёдник выполнил взятое на себя обязательство привести означенных лиц к пещере, нарисованной куклой по имени Пандора, — вдруг торжественно проговорил Прантиш Вырвич, настроенный защищать интересы учителя, ибо тот только в драках да диспутах такой грозный и искушенный, а в жизни — как ягненок, которого все стремятся затащить к резнику. Пан Гервасий Агалинский, не отводя жадного взгляда от провала, так же торжественно промолвил:
— Подтверждаю, что пан Балтромей Лёдник выполнил часть нашего договора, и я сдержу слово о судьбе своего племянника.
— Подтверждаю, что пан Балтромей Лёдник выполнил данное моему брату обещание, и поспособствую, чтобы ему вернули жену, — проговорила и панна Полонея Богинская.
— Вот чем вы доктора прибрали к рукам, — насмешливо промолвил пан Агалинский. — Похитить женщину! Очень достойно! Пан Богуш говорил, что Богинские ни перед чем не остановятся.
— Можно подумать, их милости Радзивиллы очень озабочены моральной основой своих поступков! — резко ответила Полонея. — Вы вообще доктора судьбой маленького мальчика держите! Нечего говорить, высокая моральность!
— Доктор сам хорош! — ноздри Американца начали гневно раздуваться. — Да он перед всем моим родом в долгу!
— И в шрамах, — разозлился Прантиш Вырвич. — Может, если паны не против, они сейчас все-таки разберутся со своими сокровищами сами?
— Они разберутся! — Полонея прищурила голубые глаза. — Только руками наемников! Как на сойме в Слониме, когда холуй пана Радзивилла Волович нападал на моего брата! Посмел его унижать! В то время как его хозяин заливал глаза вином! А потом мой брат был вынужден защищать Волчин, родовую усадьбу Понятовских, от радзивилловских банд! Мерзкий и банальный наезд!
— А не мерзко, что ваш брат, женатый, между прочим, мужчина, поехал в Петербург предлагаться в любовники новой императрице? — разъярился пан Агалинский. — Жил там, как шлюха, извините, на смотринах! Ножкой по паркету шаркал перед немкой-царицей, которая своего мужа на тот свет спровадила! Радзивиллы, по крайней мере, ни под кого не ложатся!
— А не ваш ли Пане Коханку российской императрице, как только та овдовела, письмо послал, протекции просил, в верности клялся? — насмешливо бросила Полонейка. — Афронт получил — вот и бесится! Вот и вся его независимость!
— Неправда! — покраснел пан Гервасий. — Не может этого быть! Не писал его мость Радзивилл такого письма.
