воображения. Он изменит их видение самих себя, и они примут его вызов – и Дхара будет среди них первой.
– Я любила ее, потому что она была союзницей, – просто сказала Сарита. – Она была другом, одной из нас. Она была звеном между нашим древним, тайным миром и миром нынешних забот.
– Она ведь дитя видения мира, правда? – заметил ее отец.
– Ну да, как и все они, – ответила она. – Но она могла влиять на события. Она любила, иногда злилась – и пробивала дорогу сквозь судьбу, как Моисей плыл сквозь тростники, а потом раздвигал воды.
– Точно! – Лале понравилось это сравнение. – Она, как Моисей, посмотрела в лицо своему видению и преобразила его – но сделала она это ради знаний.
– Нет, ради моего сына.
– Для себя самой она это сделала – так поступаем все мы, – сказал дон Леонардо. – Но давайте двинемся дальше. Куда нас ведет эта сцена, сударыня?
– Ну конечно же, к следующей сцене, – с горящим взором ответила их проводница. – На этот раз, если не возражаете, мы обойдемся без постельных интерлюдий и слезливых эпизодов томления и расставания.
Картина, которую они наблюдали, начинала уже надоедать Лале. Нужно срочно переходить к мифологии, этому творению великих умов.
– Эта женщина восхищалась вашим сыном и снискала его уважение, – оживленно сказала она. – Но суть этого воспоминания вовсе не в ней. Сейчас мы направимся туда, где творили тольтекские мастера, к пирамидам Теотиуакана, к оригинальной мудрости вашего народа!
Дон Леонардо смотрел на Лалу и не мог сдержать улыбки: нет слов, она хороша в своем амплуа. Верна себе, выглядит прелестно, ей так важно быть на виду, важно, чтобы ее замечали, ей необходимо оставить свой след в жизни других людей. Ну да пусть поважничает, потешит себя. В конце концов, ее захватит любовь. Такова ее судьба. Такой же оказалась судьба Дхары – и то же самое уготовано человеческому хитроумию вообще. Тольтекские мудрецы понимали это уже больше двух тысяч лет назад: в конечном счете знания должны подчиниться любви.
Похоже, и это прекрасное воспоминание о начале любви должно было подчиниться неизбежному. Пока Лала говорила о своих намерениях, собираясь вызвать чудеса Теотиуакана, два ее спутника просто исчезли из виду и вокруг образовалась странная пустота, безграничное пространство, заполненное светом. Различить здесь можно было лишь какой-то потускневший блеск, в котором ничего не отражалось и ничего не проявлялось. Лала сделала несколько неуверенных шагов в одну сторону, потом в другую, все ожидая, когда же появится новый пейзаж. Насторожившись, с широко открытыми глазами, она медленно повернулась. Ей хотелось крикнуть о помощи, но как признать, что она растерялась? В конце концов, она командует этим видением или кто?
Свет то слабел, то становился ярче; в его колебаниях возникали полустертые образы. Вот стоит в дверях и смеется женщина, красавица Дхара, ее все так же омывает солнечный свет. За ее спиной – какие-то неясные тени, клочья дымки мечутся, словно непоседливые дети. Из-за теней вырастают толпы народа, слышатся бессвязные крики, и в этом шуме Лала как будто узнает себя. В непрерывном людском галдеже звучит и ее голос. В какое неистовство приводят народ ее слова! Но вот, всего за несколько мгновений все краски блекнут, звуки стихают. Гаснут образы людей, умолкает их гомон – и, как только наступает тишина, замирают все чувства. Не остается и следа от смутных желаний и сожалений Сариты. Волнение Дхары, только что столь явственно ощутимое, унесло в прошлое.
А Мигель?.. Что происходит с Мигелем?
Лала успела ощутить вкус того, что он почувствовал, встретившись с Дхарой, и теперь с удовольствием вспоминала это мгновение. Однажды, в детских снах она нашептала ему одну историю, и эта история заставила уже взрослого мужчину испугаться. Вот какой властью над человеческой душой она обладает! Ей удалось взять его за живое тогда и, может быть, удастся еще. Она подняла лицо, пытаясь почувствовать, где он, но, сколько ни старалась, цепенящий туман оставался непроницаемым. Она существо, живущее чувствами людей – такими неподдельными, такими сочными. Чувствует ли он сейчас что-нибудь? Можно ли из этих чувств сотворить разговор? И могут ли ее слова снова завладеть его вниманием? Может ли она не только привлечь, но и удержать его?
У Лалы – той, которая называла себя
Она пришла в полное замешательство, и, когда ей стало совсем уж невыносимо, что-то слегка изменилось. Кажется, снова послышалось слабое гудение мыслей, а следом – неизбежный гул слов. Видение начинало меняться, принимало новое направление. Лала выдохнула, затем резко вдохнула, и ей стало легче – силы возвращались к ней. Дымка слегка рассеялась, и сквозь тонкий призрачный туман стали оживать новые краски.
Без всяких предупреждений и чьих-либо команд Сарита снова оказалась в другом месте и теперь, как того и хотелось Лале, стояла на вершине
