великой пирамиды. Она тоже, по-видимому, осталась одна. Издалека доносился грохот вселенной, кувырком несущейся в бесконечность. Порывы утреннего ветра трепали ее шаль, и она пыталась спрятаться от него за низкой стеной, построенной в древние времена и выставившей напоказ тысячи круглых разноцветных камней. Поверхность стены была холодной. Солнце еще только вставало из-за восточной цепи гор и обещало тепло, но пока не было готово выполнить это обещание. Едва занялась утренняя заря, как Сарита вдруг поняла, что знает эту пирамиду, вызывавшую, хотя и по-своему, такое же благоговение, как пирамиды, построенные древними египтянами. Правда, вокруг не было африканской пустыни – со всех сторон видны были знакомые волнистые холмы и горы, поросшие буйной зеленью лета. Перед рассветом прошел дождь, и внизу почти все заволакивал туман. Сарита смотрела на центральную долину Мехико, это была ее родина. Она стояла наверху самой большой пирамиды Теотиуакана, знаменитой цивилизации ее предков, построенной больше двух тысяч лет тому назад и известной как город, где люди становятся богами.
Ей стало спокойнее, оттого что это место знакомо ей. Было холодно и неуютно, но она была готова ко всему, что бы ни ждало ее дальше. Она съежилась у стены и дрожала, пока наконец солнечный свет молча не коснулся ее выцветших розовых тапок кончиками своих любопытных пальцев. Благодарная за эту толику тепла, Сарита осторожно шагнула вперед, и свет солнца неудержимо хлынул на нее. Она подставила ему лицо, шепча молитву признательности. Какое чудо – та живительная сила, которую свет дает человеческой плоти и всем драгоценным живым существам земли! Она медленно повернулась, впитывая в себя тепло, давая лучам проникнуть во все мышцы ее слабого, больного тела. Может быть, это и сон, думала она, но то, что она сейчас чувствует, – это настоящее, тут и спорить не о чем. Довольная тем, что снова осталась наедине с собой, она, согретая ласковым теплом, подождет здесь, прислушиваясь ко всем звукам.
И тут она увидела его: он стоял наверху древней лестницы, дыша спокойно и ровно, как будто не взобрался только что на самую вершину, как будто его принесли величественные крылья намерения. Руки его были вытянуты в стороны ладонями вверх, он был неподвижен и невозмутим. Это ее сын Мигель Анхель, тот, кого она с таким трудом пытается спасти от надвигающейся смерти. Но в этот волшебный миг он пришел из другого времени, он полон сил, потому что юн, мужествен, движим решимостью. В этом видении он излучал жизнь. Она исходила от него сияющими завитками света, озаряющего лежащий внизу мир и выманивающего остатки тумана из его тайных убежищ.
С тех пор как Сарита увидела эту панораму с вершины пирамиды Солнца, прошло много лет. К тому времени, когда Мигель стал часто совершать паломничества в Теотиуакан, ей уже вряд ли было бы по силам подняться наверх. Не сосчитать, сколько раз она приезжала сюда учить и исцелять людей, но ей не припомнить, чтобы она когда-нибудь была именно здесь и при таких обстоятельствах. Почему Мигель сейчас стоит перед ней и рядом с ним нет его учеников, нет Дхары? Она попробовала посмотреть на все его глазами, и постепенно до нее дошло. То была его первая встреча с руинами великой цивилизации и видением древних тольтекских мастеров. То были мгновения, которые пережил он, и только он. Это воспоминание принадлежало Мигелю, но он был так добр, что подарил его матери.
Она совсем согрелась. Она забыла о старости и боли, теперь ее охватил трепет перед чудом. Ей было явлено то, что чувствует умирающий человек, который, быть может, только что начал бороться за свою жизнь. Сарита услышала, как сын велит ей: сейчас надлежит видеть то, что открылось ему тогда, в день, возможно ставший решающим в его жизни.
Солнце, быстро всходившее перед ней, окрасило горизонт. Залившийся девичьим румянцем туман покачивался над развалинами, испаряясь в сказочные небеса. Великолепие Теотиуакана никогда не представало Сарите таким, каким она увидела его глазами Мигеля. Внизу лежали неброские руины центральной части города – его сердца и жизненной силы. Вокруг главного проспекта и стоявших вдоль нее тщательно продуманных строений когда-то располагались многочисленные процветающие районы, населенные торговцами, ремесленниками, рабочими и учителями, а еще сюда из близких и далеких мест стекались десятки тысяч паломников. Было время, когда Теотиуакан по своему размеру превосходил все города мира. Сейчас от него остались лишь покрытые пылью наметки, по которым трудно представить, что здесь существовала цивилизация, когда-то оказавшая влияние на большинство территорий Западного полушария. Землю, лежащую за пределами этих развалин, в основном вернула себе природа – там растет трава и кустарники, на широких просторах пасется скот. И все же многое можно увидеть на этой карте, начертанной камнями и костями на месте исчезнувшей империи.
Чем больше Сарита погружалась в видение Мигеля, тем легче ей становилось видеть и представлять. Она знала эти руины давно, они стали для нее вторым домом. Глядя на них сейчас глазами сына, который когда-то впервые открыл для себя эти строения, она была поражена тем, как мастерски сработан Теотиуакан, ей вдруг открылся грандиозный замысел его создателей, как будто она сама здесь в первый раз. Сейчас он предстал ей особым видом высшей школы. Это был университетский городок, устроенный столь просто и изящно, что дух захватывало.
Нет, это у сына захватывало дух. Вот так же, как она сейчас, был взволнован и ошеломлен Мигель, когда неожиданно совершил это потрясающее открытие. Он попал сюда вскоре после того, как Дхара и он скрепили свой союз духовной церемонией. Оба они уже были разведены. Сюда они приехали в медовый месяц, туристами, и не ждали от своей поездки ничего особенного. Он вырос в Мехико и повидал много древних развалин, но этих до сих пор не видел. Как-то ранним утром он из любопытства взобрался на пирамиду один и изумился древнему видению, которое открылось ему. В тот миг он увидел не просто очередной памятник человеческой истории, а план откровения, которое может быть явлено человеку.
Сюда приезжали учиться самые деятельные ученики, и здесь некоторым из них, тщательно отобранным, предоставлялась возможность выйти за пределы обыденного сознания. Юному новичку могли потребоваться годы, для того чтобы его жизнь коренным образом изменилась. На это могла уйти и вся жизнь, но никто не подвергал сомнению сам этот путь. Жить осознанной жизнью было для них пределом стремлений и совершеннейшим из искусств.
