Подошел хозяин и вопросительно посмотрел на маркиза. Тот, обернувшись, произнес:
— Пшинистше едзэнье и пшижикуйте покуст!* Принестите поесть и приготовте комнаты— и сел напротив француза.
Шарль удивленно вскинул брови:
— Вы знаете русский?
— Што фы! Это талеко еще не Россия! Это Польша! И язык это польский! Хотя он похож на русский.
Хозяин принес чай, и маркиза, пытаясь согреть о глиняную кружку руки, сделала несколько небольших глотков. Затем она обратилась к де Брезе. У нее был приятный нежный голос, и, на удивление, она говорила по-французски почти без акцента:
— Шевалье! Вы впервые направляетесь в Россию? Едете по делам торговым или ко двору?
— Я еду ко двору царя Петра, сударыня!
Если бы гости в этот момент наблюдали за польской девушкой, то заметили бы, с каким вниманием она с этого момента стала прислушиваться к их разговору.
Маркиз оживился:
— А мы с Гретхен навещаем нашего фатэр. Он тоже при творе. Фатэр решил, сейчас фыготный момент тля моей протекции. Царь Питер благофолит иностранцам… А сейчас идет война, и дело одного лишь случая — заслужить продвижение. Гретхен подхватила:
— Он хочет сделать из России европейскую страну. Но ему, судя по местным нравам, еще далеко до этого. Да еще эта война со шведами. Она вконец измотает его!
Де Брезе не успел ответить: дверь с грохотом распахнулась и в нее влетел и растянулся на полу недавно так эффектно выглядевший Энжи. А следом за молодым поляком показалась закутанная в плащ фигура, судя по всему, офицер.
Шляхтичи заволновались, кое-кто уже сжимал рукояти сабель:
— Цо бэнджече робич? Опушчимо крэв?[7]
Хозяин с размаху ударил по столу и громко прикрикнул на них:
— Спокойне! Пшийче нотро![8] Он заметил за спиной офицера солдат с ружьями. Все быстро успокоились.
Шарль пригляделся к вошедшему. Крой мундира напоминал военную форму прошлого века, но блестящие из-под треуголки глаза выдавали в нем человека решительного и хладнокровного. Офицер — а это был не кто иной, как Гришка Воронов, — скинул на скамью промокшие шляпу и плащ, притопнул, стряхивая грязь с сапог, и, подув на кулак, огляделся. Заметив иностранцев, приветствовал их весьма мягким, если не сказать ласковым голосом:
— О, иноземский народец!
Повисла пауза. Офицер неловко поклонился, чем вызвал улыбку мадемуазель и произнес:
— Имею честь представиться — гвардии его величества сержант Воронов!
Глава одиннадцатая
Оглянувшись на все еще лежавшего и потиравшего разбитый подбородок парня, Воронов решил объяснить причины столь драматического появления:
— Балуют мужики в этих краях. Вот этот по карете вашей шарил! — обратился он по-русски к Гретхен, считая, что она поймет его, а потом укоризненно взглянул на седовласого поляка:
— Хозяин! Нехорошо!
Энжи вскочил с пола и бросил полный злобы взгляд на Григория, а затем, исподлобья посмотрев на шляхтичей, метнулся на кухню. Схватив стоящую в углу за жаровней саблю, он кинулся обратно, полный решимости отомстить обидчику, но хозяин остановил его, крепкими руками прижал к стене и стал напряженно втолковывать:
— Иле разы чи мувич! Не тутай! Кеды зрозумешь, же не вольно тего робичь в своим дому![9]
Парень волком посмотрел на старика, а затем грубо сбросил его руки со своих плеч. Девица же, до сего момента, внимательно слушавшая разговор Шарля с немцами, отвлеклась от своего занятия, подошла, развернула парня к себе и дала ему пощечину. Он угрюмо посмотрел на нее, и уселся в темной
