Поднявшись на второй этаж, Гретхен и ее горничная оказались в полутемном коридоре, по обе стороны которого располагались комнаты для гостей. Дверь одной из них отворилась, и появилась молодая темноволосая девушка, подававшая им ужин. Хозяин называл ее Анкой. Она молча проводила Гретхен и ее прислугу до приготовленной спальни, поставила свечу на стол и удалилась. Комната была обставлена весьма убого, билье казалось влажным, свеча коптила, но не это смутило женщин. Гораздо больше их расстроило то обстоятельство, что на двери отсутствовала щеколда. Сделав несколько безуспешных попыток, они поняли, что не смогут не то, чтобы запереть, но даже закрыть ее до конца.
Когда Шарль в сопровождении хозяина поднялся на второй этаж, Гретхен готовилась ко сну, и горничная помогала ей расшнуровывать корсет. Проходя мимо приоткрытой двери, шевалье не смог удержаться и остановился, залюбовавшись точеной фигурой немки. Хозяин открыл комнату, предназначавшуюся для Шарля и оглянулся. Застигнутый врасплох, Шарль поспешил отвести глаза и подошел к своей спальне.
Заселив постояльцев, хозяин спустился вниз. Из темной части коридора вышел одноглазый поляк — давешний игрок в кости. В его руках поблескивала металлом целая груда тяжелых предметов. Хозяин тряпкой прикрыл таинственный груз и зашептал:
— Зауядай вшистко и вэшлии иэдно окиего, тшеба затшиматчь кареце![11]
Затем оба вышли через заднюю дверь.
Устраиваясь на ночлег, де Брезе обнаружил, что его дверь, как и дверь маркизы, не закрывается. Он хлопнул сильнее. Упрямое дерево все же поддалось, и дверь с грохотом захлопнулась, отделив француза от призрачной темноты коридора. Шарль проверил тубус, в котором хранилось письмо Людовика к Петру, и повесил его на шею. Затем для надежности придвинул к двери кровать и зарядил пистолеты. Сдернув перину на пол, он, не раздеваясь, лег в углу комнаты.
Но заснуть ему было не суждено — комары тут же набросились на него. Не знающие пощады насекомые противно пищали, то удаляясь, то снова заходя на атаку. Шарль нещадно хлестал себя по лицу, но мучения продолжались.
Неожиданно в коридоре послышались шаги. Шарль подошел к двери и нагнулся, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в замочную скважину. Он увидел покачивающуюся фигуру фон Шомберга. Тот был не один — его поддерживала темноволосая служанка- полячка. Пошатываясь, маркиз остановился у двери напротив.
Девица затолкала пристававшего к ней немца в комнату, и вскоре вышла, прикрыв дверь.
Оставшись один на один с комарами, Шарль проверил свои баррикады и снова лег, с головой закутавшись в одеяло.
Воронов постоял на крыльце. Ливень не прекращался. Крупные косые капли с шумом падали на землю сплошной завесой, больно били по лицу, и все кругом было затянуто густым туманом. Сделав несколько шагов, Григорий почувствовал на себе чей-то взгляд. Он вскинул пистолет и резко обернулся. И чуть не рассмеялся сам над собой. «Тоже мне вояка! На девку пистолет наставил», — мысленно выругался он, но тут же осекся: молодая полячка метнула на него полный ненависти взгляд и свернула за угол дома. Григорий крякнул, мотнув головой, а потом, прислушиваясь, осмотрел окна гостевых комнат. Все было спокойно.
Подойдя к коновязи, он отвязал свою лошадь и выехал со двора. Пустив скрылся в темноте. Тут же из темноты вынырнула еще одна фигура. Энжи проследил как Григорий пустил лошадь шагом, и пригибаясь выбежал со двора, но не за русским офицером, а напрямик, желая срезать путь через рощу.
Григорий не торопясь ехал вдоль леса по размытой дождем дороге, и Энжи не составило труда его обогнать. Дождавшись когда фигура всадника стала приближаться к дереву, за котором он прятался, Энжи, достав пистолет, приготовился к встрече. Однако, к его удивлению, когда он выглянул из-за дерева и вскинул пистолет, то увидел лишь лошадь сержанта. Сзади клацнул курок пистолета. Энжи с опаской повернул голову и увидел Григория держащего своего преследователя на прицеле и укоризненно покачал головой:
— Ох, неймется те, малой! Все помыслы — о смертоубийстве! — Воронов вырвал у Энжи оружие. — Придется остудить твою буйну голову!
В этот момент, чем-то встревоженная, заржала лошадь Григория. Он посмотрел в темноту леса и присвистнул:
— Ох, ты! А я-то, грешным делом, в сказки не верил!
На него сквозь туман надвигался черный всадник. Лицо скрывал капюшон плаща, который развивался над крупом коня. Воронов, забыв о Энжи, направил пистолет на призрака и спустил курок. Пистолет дал осечку, а всадник продолжался мчаться на него. Гришка схватился за шпагу, но тут, получив удар по голове от своего пленника, рухнул в придорожный овраг. Скатываясь вниз по крутому, заросшему кустарником склону, Григорий успел заметить, как на фоне луны проступил силуэт всадника в плаще, парящего над краем обрыва.
Видение прервал еще один удар — на этот раз о кряжистое дерево, остановивший падение Григория на дно глубокого оврага. Гришка потерял сознание, да так и остался лежать, заваленный сырой листвой.