Глава шестнадцатая
Де Брезе отбросив бесполезный обломок шпаги, почувствовал спиной холодные опоры. Глянув вверх, он увидел приклад фузеи погибшего русского солдата в начале нападения. Только она была заряжена! Проверять времени не было. Схватив ее, он взвел курок и выстрелил в ближайшего противника. Грохнул выстрел. Когда дым рассеялся, Шарль убедился, что грабитель с алебардой упал. Жалобно заржала лошадь. Шарль увидел, как оставшийся в живых шляхтич, ударил ее шпорами и двинулся на него с копьем на перевес. Отступать было некуда, разве что спрятаться за опору моста. Вдруг раздался выстрел. Поляк выронил копье и рухнул навзничь. Де Брезе поискал глазами спасителя и увидел Григория, сжимавшего пистолет. В изнеможении француз опустился на колени. В голове у него все перемешалось: нападение, шляхтичи, Гретхен, Шомберг, этот русский, неизвестно откуда появившийся…
Придя в себя, Шарль медленно поднялся и, пошатываясь, побрел к перевернутой карете. На дне ее лежала мертвая Гретхен. Де Брезе провел рукой по щеке девушке и осторожно закрыл ей глаза. Потом он собрал тубусы и вылез из кареты.
— Вот ведь нелегкая принесла их на погибель сюда! — сказал Григорий, сочувственно покачав головой заглядывая в карету.
Француз молчал. Он не понимал языка. Он вообще не понимал происходящего, бессмысленности стольких смертей. Русский офицер, хотя и спас ему жизнь, был ему неприятен. Мертвая Гретхен, по которой ползали мухи, все еще стояла перед глазами. Шарль отошел к дереву. Его стошнило. Оправившись, он сказал:
— C’est horrible! Il faut les enterrer![12]
Странно, но русский понимающе кивнул:
— Да, к мертвякам привыкнуть надо, этого добра-то я насмотрелся досыта.
Когда могилы поднялись небольшими холмиками над землей, Григорий воткнул в них перевязанные в виде крестов сучья, и присев, задумался, стараясь воедино связать все события последних дней. Он больше не сомневался в том, что главным звеном всей цепи загадочных происшествий был черный всадник.
Неожиданно невдалеке с дерева вспорхнула птица. Воронов, не меняя позы, скосил глаза в сторону леса — там, среди зарослей, снова маячил черный силуэт. Гришка потянулся, было, к пистолету, на секунду упустив дьявольскую мишень из вида, а когда снова взглянул в сторону всадника, то увидел лишь покачивающиеся кусты.
Он мотнул головой, бормоча себе под нос:
— Н-да… Чуется мне неладное здесь что-то… Как медом намазали нашего французика!
Воронов посмотрел на Шарля, продолжая бормотать:
— И вьется вокруг него эта черная мушка. Так мы ж тебя на живца-то и возьмем!
Приняв единственно верное, как ему казалось, решение, он в полный голос обратился к французу, поясняя свои слова жестами:
— Эх! Дело у меня важное… Да тебя, мил человек, оставлять в этих-то краях одного негоже, сгинешь! Слышь, француз,
— Гришка обернулся к Шарлю: пропадешь ты один, вместе поедем!
Шарль, ободренный поддержкой русского, одним махом вскочил на лошадь. Григорий усмехнулся в пшеничные усы этакой поспешности, но про себя отметил ловкость, с которой Де Брезе, несмотря на перевязанные шею и руку, управлялся с ретивым животным. Едва новоиспеченные компаньоны скрылись из виду, как на мост въехал всадник в черном плаще. Осмотрев карету, словно убедившись, что все кончено — он поехал вслед за путниками.
Уже несколько часов француз и русский ехали молча, думая каждый о своем. Неожиданно Григорий остановился на развилке и заговорил:
— Эх, в деревню бы заехать. Слушай, француз! Как там тебя? Меня Гришкой зовут. А тебя?
Показав на себя и жестами дав понять, что он — Гришка, Воронов вопросительно стал тыкать указательным пальцем в Шарля. Тот еще раз подивился странному языку, но подкрутил ус и произнес:
— Chevalier de Breze!
— Дебрезе? Ну и имя! Ладно,! Послушай меня, давай заедем ко мне, в деревню.
И Григорий, выразительно жестикулируя, стал объяснять Шарлю, зачем надо свернуть с основной дороги:
