выстроилась, очередь, график намеченного изменить или что-то отменить тоже не представлялось возможным, лечащий врач матери Ильи Андреевича, тоже страдающей тем же недугом, вызывающим уже нестерпимые боли, кстати, тот же, что и у Хлыста, был в отпуске, да и помочь он уже ничем не мог, поскольку максимально определенные, каким-то гениальным чиновником здравоохранения на месяц 50 ампул морфина, действующие всего два часа каждая, при постоянных непереносимых болях, кончаются ровно через сто часов, а в месяце их…
Сын был не в состоянии, что либо предпринять, ему главврачу онкодиспансера приходилось каждую неделю нести не ходящую родительницу к другому своему коллеге, что бы выписать рецепт! Кто-то из страдальцев, не в состоянии вынести болей кончает жизнь самоубийством, как адмирал флота Вячеслав Апанасенко, застрелившийся из своего наградного пистолета, кто-то терпит, а кто совсем отчаявшись, ради облегчения участи своему родственнику, прибегает к невероятному, для законопослушного человека, средству, но это будет, со стороны главврача, чуть позже…
Два дюжих санитара, помогли дойти Хлысту до машины, Ваня дотопал сам. Получив пару инъекции, будто вливших море сил, стоявших Сталину кругленькой суммы, он решил во чтобы то ни стало, облегчить жизнь своего старого оппонента, а сейчас собрату по испытанию:
— Андрюх, ну ты как, очухался?
— Пойдет, Вань… Спасибо тебе… Гораздо лучше, чем вчера, хотя, конечно, трудновато… ну слава Богу сегодня крайняя процедура этой «химии», надо теперь анализы сдавать…
— Не имей волнений, завтра все устрою в лучшем виде, хватит тебе экстрим проходить.
— Болит только…
— Я знаю, что делать, потерпи часок… — Назвав таксисту не свой и Хлыста адрес, начал рассказывать об отце Олеге, чем не на шутку заинтриговал. А впереди было много неожиданного.
НЕВОЗМОЖНЫЕ СРЕДСТВА
Автомобиль остановился у одной из сотен подворотен старого города, еще несколько десятилетий назад многие граждане завидовали имеющим здесь квартиры, сегодня этот район считался одни из самых неблагополучных.
В скверике напротив все скамейки и качели были заняты отнюдь не детишками, а приведениеобразными существами, почти поголовно в тренировочных костюмах, с капюшонами на головах, в обнимку с большими пластмассовыми бутылками сладких напитков. Через какое-то время из арки выходил человек и направлялся в глубину сквера, с разных мест, некоторые из «приведений», поднимались и шли навстречу. О чем-то переговорив, разбившись на более мелкие кучки, эти, почти равнодушные, к происходящему в окружающем мире, существа с уже загоревшимися глазами, ёрзающими суставами, многими нетерпеливыми лишними движениями, рассасывались по ближним подъездам вливать в себя очередную дозу.
Через минуту к только подъехавшей машине подошла женщина, на вид вполне приличная, хотя порок, пронизывающий ее насквозь не заметить было не возможно. Она не принимала наркотики, но зарабатывая на жизнь «ногами», став лет десть назад промежуточным звеном между продавцом и покупателем, эта прелестная «пивная фея» возомнила себя вправе решать человеческие судьбы, что было от части верно:
— Прииифэт мальчыки! Смотрю вы из приличных. Раньше вас тут не видела.
— Мы онкологические… за сколько принесешь?
— Мои золотенькие ножки бегают за двести пятьдесят на каждую..
— По Божески… На все…, Посмотри мне в глаза, красотка…
— Заманчивый ты мой… и что же в них?…
— Боль, нам терять не чего… Либо ты нам поможешь, либо, я «Теплого» наберу…
— «Тепленикий»…, ну ради него я и скидочку сделаю… Да поняла я уже, мальчики, поняла… Для легавых лохов полно, вижу же, что вы не из таких… — «Берунья» * (Или «берун» — человек, за дозу или за деньги покупающий наркотики и доставляющий покупателю) исчезла в подворотне, таксист, привыкший к разному всякому, понимающий зачем он сюда привез двух мужчин, в уме прибавил за суету пятьсот рублей, как было положено, по общепринятой таксе, и продолжал тихо наслаждаться легкой музыкой, изливаемой колонками магнитолы.
Хлыст, слышавший весь разговор, пытаясь понять хоть что-то, сквозь доставшую его уже боль, решил что-то прояснить:
— Ваня, это кто?
— «Берунья»…
— Чего она берет и зачем?
— Потом узнаешь… Не волнуйся, я тебе помогу… тебя трясет всего, держись, дружище…
— Да я уже давно так…, ужасно, но… скорее бы это закончилось, сколько уже можно! Долго мы здесь еще? Может быть я домой…
— Дома легче не будет, а с этим зельем, ты скоро будешь в ажуре. О! Наша фея топает… водила, будь на стреме!.. — Женщина быстренько и