опасливо подошла, постоянно оглядываясь, что-то отдала в приоткрытое окошка, и быстро двинулась в обратную сторону от сквера, ускоряя шаг, будто жена праведного Лота, уходящая с мужем из Содома и Гамора от возмездия Божия.
Как на зло, машина не заводилась, водитель, уже несколько раз поворачивающий ключ в замке зажигания, добивался только жужжащего изо всех сил стартера, вот-вот цепляющего, но не заводящего. Сталин спокойно полез за пазуху, вынул здоровенный «Дезет Игл» — «Орел Пустыни», постучал кончиком по затылку мужчины, что одновременно почувствовали и Хлыст, моментально забывший про боль, и сам водитель, взмокший холодным потом:
— Не торопись, старичок, жизнь одна, и прожить ее нужно не с трясущимися руками и головой, а с чистыми и сухими трусишками… — Да вот трусишки об этом не знали. Намоченное сиденье прибавило в уме стоимость поездки, глаза наполнились слезами, вразумляющая мысль вскочила прыщем на теле мозга, поранив его кору: «Никогда больше не связывайся с наркоманами!!!» — будто услышав «Полторабатька» вслух парировал:
— А мы и не наркоманы, а вот тыщенку наброшу… — От радости перспектив двигатель взревел и произошло это ровно в момент, когда какой-то мужчина, закутавшийся в шарф по самые уши, выходил из арки.
Иван обратил на него внимание, как на единственного представлявшего собой, хоть какое-то движение, опознал в нем отсутствие опасности, а потому выдохнул и продолжил:
— Ну вот и все…, давай поворачивай, объезжай сквер и в сторону проспекта… — Вышедший мужчина, в это время вступил на территорию сквера. Что-то в его походке показалось знакомым, подумалось, сначала, о плохом и, возможно, угрожающем — правая рука была засунута за пазуху, что вызвало подозрение: «Да ладно — меня здесь никто ждать не мог! Да и идет не озираясь, да вообще не готов, „поляну не пасет“ — лошара какой-то!» — вспомнились слова «беруньи» о лохе, который и пострадает, затем поплыли из памяти наркоманы, попадающие именно так в лапы «наркоментов», в основном живущих такими «разработками», вместо того, чтобы накрывать сами точки распространения… Какое-то не хорошее предчувствие царапнуло в области «солнечного сплетения», что прозвучало в голос, совсем громко:
— Да кто же это?… — Хлыст тоже пристально смотрел на идущего, навстречу которому с близстоящих качелей и скамеек уже встали трое — в общем-то все, как всегда. Сейчас встретятся, перекинутся двумя — тремя словами, и рассосутся, будто никого и не было. Так и хотелось думать, и уже улегалась волна беспокойства, как вдруг одновременная догадка достигнув разума, выплеснулась вслух:
— Доктор!..
— Илюха!.. — В этот момент машина подъезжала, как раз к тому месту, куда мог подойти через десять — пятнадцать шагов вышедший из подворотни, не обратись прямо сейчас к нему издалека один из вставших и направлявшихся в его сторону. Слова прозвучали громко, были слышны, через открытые окна такси:
— Мужчина, можно вас на минуточку…, стоять, сука, полиция!!!.. — Шарф соскочил, оголив лицо Ильи Фоминцева. Совершенно растерявшись от моментально обрушившегося осознания ситуации, в которую он попал сам, усугубленный совершенным безысходом с мамой, с теми больными, ослаблением мук, которых он жил, всем, что рушилось сразу в эту минуту:
— Нет, нет, нет… — Он попытался побежать, на него прыгнули, сбили с ног, заломали руки, посыпались удары, как ребенок он кричал:
— Маааамааа… — Но не от страха, а от отчаяния и понимания, что она не получит сейчас жизненноважной дозы, облегчающей ее нечеловеческие муки, он не попадет домой, за ней некому будет ухаживать, ведь она не ходячая, а значит, ни в туалет, не вымыть, ни накормить, ни вызвать скорую, ни помочь, не быть в последние минуты жизни, не услышать и не сказать последнее «прости», ни поддержать — он не только не помог, но убил ее, точнее убивал медленно, бесцеремонно, совершенно не желая этого:
— Вы не понимаете, вы не можете этого… Да поймите же… — Его никто не слушал, зато радовались очередной чужой трагедии, должной принести, либо деньги, в виде взятки за закрытие дела, которых, разумеется не было, либо «заслуженной» похвалы за новое задержание наркодиллера, либо… — все одно удача!
Периферическим зрением Илья видел остановившуюся машину, вышедшего человека, за ним другого, но это чуть позже, в момент же самого задержания было следующее: Андрей Михайлович Хлыст вспомнил еще недавние ощущения своей службы, получаемые во время первого допроса, он еще не полностью осознал свое положение и хотел воспользоваться своим, когда-то бывшим авторитетом, чтобы помочь:
— Сейчас решим… — Иван Семенович Сталин, кстати, фамилия его была ошибка паспортистки, настоящая его фамилия была — Салин, но переделывать не стали, оставив более звучную, был более приземленным в виду своего опыта отношений с полицией именно со стороны арестованного и допрашиваемого, поэтому обрубил все в начинаниях:
— Сиди уже!.. А то и тебя туда же, а то пойдешь «паровозом» в преступном сообществе — у вас это, как два пальца…, а в тюрьмушке тебе просто так героин никто не предложит…, так и сдохнешь в обезьяннике смертью мусора-предателя… — эти еще и на прошлое твое тень бросят, тем более со мною в одной компании… — Каждый решил предпринимать что-то по-своему.
Водитель вынужден был остановиться, как вкопанный, совершенно поддавшись общему возмущению и желая в первом порыве по-настоящему помочь, поэтому и не рванул с места происшествия, думая дождаться до конца, и лишь потом, понимая куда влип, ретировался…
Ваня вышел из машины, будто и не болел, совершено безмолвно, снял пистолет с предохранителя, аккуратно потянул огромную затворную раму назад, что увидел один из полицейских, сразу отпрыгнувших от доктора, два других пока, через чур увлеченные «приемом», пыхтели и ругались, выплясывая
