вот, как вы видите, и в мёртвом теле прикасаться к ней не менее жутко. Опухоль довольно тяжёлая, и она действительно не выглядит болезнью, а смотрится и воспринимается, как самостоятельный, совершенно чуждый нашему миру, организм… — Доктор скривил немного лицо, от неудовольствия и с интонацией недоумения, проговорил подчиненному:
— Валерий Михайлович, ну что вот так и будем наслаждаться этой барахтающейся мерзостью на полу, или изволим ее выбросить, куда ей и положено?!
— Простите, что-то я… — прямо, как удав меня зомбировала…
— Угу…, чем только, интересно? Ух уж эти любители мистики…, ладно, Иван Семенович, пройдемте дальше… — Иван, немного задержавшись, обернулся на вскрытые останки плоти Ярополка: «Нет! Нет и нет! Это уже не человек, стекляшка…, или нет — восковая кукла какая-то, как он до такого состояния дожил то… Ну вот, то что и хотел выяснить для себя, не может быть такая груда мяса самодостаточной, к ней должно быть приложено, что-то духовное, дух, душа, что-то, что было самой жизнью в этом теле…, что ли! Вот это мясо теперь гниет, но где то, что его одухотворяло, не телесное, не плотское, не видимое — душа…, душа и есть! Значит, живем, значит бессмертны! Вне сомнений! А болячка сдохнет, не заразив мою душу, потому, что зло, и так же конечно!».
Доктор не унимался:
Вы, наверное, хотите знать, как её обнаруживают? Ну, во-первых, при вскрытии сверяются со снимками КТ и МРТ, а во-вторых, зная, где основная опухоль, от неё потом «идут» по канатикам метастаз и так всё вырезают, часто с тем органом, в который она проросла…
Хлыст, совсем скрутился в коляске в ожидании «Полторабатька», тот возвращался из подворотни с задумчивым лицом. Подойдя в плотную, к будто бы любовавшемуся видами, открывавшимися с набережной, Михалычу:
— Ну что старина, как ты…, осталось, чем встряхнуть-то?
— На один разок то хватит… уйду я тоже скоро, Ваня…
— Ну это еще обосновать нужно…
— Я смерти не боюсь — это микроскопический промежуток времени, а дальше она — настоящая жизнь!..
— Ну перестань, Андрюх, мы с тобой еще…
— Нет, пора, нечего мне здесь задерживаться, а Богу хочу! Не знаю, как это сказать, как выразить…, но хочу — мочи нет! Только…, помнишь…
— Что именно?
— Помнишь отца Олега?
— Как же его забыть то… Нам же еще исповедоваться нужно обязательно… Вот сейчас сделаем задуманное и полным ходом…
— А ведь он еще жив!
— Так он же тогда уже совсем мумией был, а сейчас жив?…
— А вот никто не знает как…, даже слегка силенок поднабрал, даже проповедь из коляски читал! Хотя все такой же тяжелый… добраться бы до него…, но я то не смогу…
— Да хорош, Андрюх…
— Помолчи, прошу тебя — знаю, что говорю! Ты меня и правда…, сейчас вот поговорим с этим негодяем, и ты меня в церковь, чувствую сегодня отойду…
— Михалыч!..
— Не перебивай, я же тебе не лекцию читаю. Так вот, ты все же обещай мне, что доедешь до батюшки…, и все, как на духу и обо мне и свое, ну тут как посчитаешь… — мне-то вот не рассказал, а ему-то поведай… Это, конечно, если я не успею сегодня…
— Слово даю…, во-первых, все успеем, а во-вторых…, и сейчас…, сейчас не до нежностей, отработаем и тебе покаюсь, пока в церковь везти тебя буду…
— Ну и славненько! Что у нас с клиентом-то…
— Да пока не пойму… Там в квартире три человека, кого-то ждут, «Нечай» на каталке и два быка с ним комолых «Сандаль» и «Лапоть», нашел себе охранников, вот и хромает!.. Ну что, родня моя ментовская, может на «скачек» возьмем?
— А не завалят?
— Так мы и так вроде бы приговоренные…
— Так не исповедавшиеся, может быть, сначала, в церковь?
— Если сначала в церковь, то к «Нечаю»…, значит никогда…
— Тогда «скачек» [48]…, поехали, так и пойдем я думаю…
— Не переживай, братух…
— «Братух»?! Ни чего себе!
