— Дааа…, ну ты я знаю…, человек слова…
— Быстрее, время кончается, а мой друг нетерпелив…
— Ну ладно, мусору не сказал, тебе скажу. Моя жена умерла и я сдал твою малолетку в детский дом…, ну ты знаешь, в тот, который я содержу…, к ней хорошо относились…, пока не перевели в другой, что там было мне не важно…, я ее пальцем не тронул…, сам знаешь — я мальчиков люблю…
— Твоя дочь…
— Я знаю… — это не твое дело…
— Какой детский дом был следующий?
— Понятие не имею… Все?… — Иван снова вышел с ключами… Один из связки подошел к двери черного хода, открыв ее, он быстро спустился вниз, там была еще одна, попробовав все по очереди оставшиеся ключи, нашел нужный, повернул несколько раз. Дверь приоткрылась, оголив щелью неизвестный двор, из которой был только один проход, через арку. Заподозрив ловушку, мужчина, проверил арку, посмотрев сквозь ворота на улицу, куда она выходила. Ворота были толстенной решеткой, не имевшую даже замка — точно ловушка! На одной воротине и на стене, к которой она примыкала, стояли довольно новые «гирконы», с отходящих от них проводами, как бывает на сигнализации. Устройство работали на размыкание, которое что-то инициировало, либо срабатывающую сигнализацию, либо…
В арке стояла старая бочка с крышкой, к которой и тянулись, не аккуратно спрятанные провода, заглянув в нее, Иван отшатнулся, увидев несколько брусочков, завернутых в промасленную бумагу с вставленными взрывателями и проводками к какой-то коробочке, накрыв их тряпкой, как это было до этого, вернулся, и осмотрел дворик более подробно, обнаружив еще одну, совсем старую дверь в дом, обитую проржавленным насквозь железом. Она тоже открылась, дальше был длинный коридор, ведущий в сквозной «проходняк», выходящий на другую улицу: «Вот скотина! Думаешь мы попадемся — да я преподавал там, где ты учился!». Не закрывая двери, «Полторабатька» вернулся за Хлыстом, тот уже начал нервничать, поскольку в дверь кто-то ломился.
— Ваня, что делаем, вроде бы все узнали…
— Что делаем… — Сталин подумал об оставшихся двух ключах, предположил, что эти могут открывать сундуки с сокровищами, но сплюнув, понял, что времени не осталось, и неожиданно резко для Михалыча, рявкнул:
— Валим, пока при памяти!.. — После первого слова раздался выстрел, Иван отпрыгнул к стене, полагая, что это из коридора, но там, как раз замолчали, а вот «Нечай» озяб, уронив обе руки к полу:
— Ты чо натворил, рожа мусорская?! Ты завалил…
— Вань…, ну ты ж сказал «валим», я и… того…
— Оооо… — послал Бог «подельничка»… Я же ему слово дал…
— Но я то не давал…
— Ну так-то даааа… От молодец, аккурат в лоб!.. — Во входную дверь начали бить ломами, и времени уже не оставалось. Сталин схватил коляску и что есть мочи повез Хлыста к «очагу». Пролетев все двери, он закрывал каждую, выскочив наружу, юркнул не в подворотню, а в дверь, захлопнув ее так же, как и все остальные. Подойдя, тяжело дыша, к выходу из подъезда, сначала, вышел сам, огляделся вокруг — все тихо. Вернувшись за Андреем, обнаружил его без сознания…
Через несколько минут такси везло двоих сосредоточенно нахмуренных и молчавших мужчин в сторону одного из самых известных храмов города, о котором полгода назад говорил отец Олег. За два квартала машина притормозила. Таксист помог, вытащить из багажника коляску и посадить в нее совсем потерявшего вес, бывшего следователя, а теперь, человека восстановившего справедливость весьма оригинальным образом…
У храма раскинулось озерцо, рядом с дорожкой стояла скамейка, почем-то потянуло к ней. Иван присел, чувствуя у обоих острую необходимость прежде вхождения в храм, выговориться.
Оба сидели друг рядом с другом, глядя на водную гладь, вслушиваясь в мысли соседа — Сталин на скамье, Хлыст на кресле — каталке. Тяжелый предстоящий разговор нагнетал в груди давление, пока не нашедшее выхода. Постепенно звуки внешнего мира сузились до концентрации на дыхании друг друга, а все внешнее воплотилось в плоскости поверхности водоема. Теперь существовали только двое, неожиданно осознавшие необходимость начала исповеди друг пере другом.
— Андрюх, ты ж мент…, ну и как ты перешагнул-то?… — С себя начать было сложно, Иван искал, хотя бы толчка. Хотя сказать, что его не интересовал вопрос, каким образом Андрей переступил непреодолимую для него грань, было бы неверным. Хлыст тоже испытывал необходимость высказаться, но вторым, потому парировал:
— Сначала расскажи о себе…
— Да что рассказывать-то… — Ну слово дано было, значит нужно выполнять. Часть дороги, минут десять, «Полтрабатька» рассказавал о себе, уже никак о «Полторабатьке», а об «Ангеле», бывшем, когда-то на слуху загадочном персонаже, якобы исполнявшем специфические заказы, поступавшие от родителей, дети, которых пострадали от насильников и педофилов. Конечно, это была наполовину легенда, хотя эта «погремуха» принадлежала именно Ивану. Сталин убивал не только маньяков и насильников, в списке отправленных им на тот свет, были разные персонажи, в том числе и бандиты, и
