Оба, мужчина и женщина, просидевшие до самого закрытия заведения, «выпившие» весь чай и кофе, договорились на следующий день встретиться у храма, куда несколько раз в месяц наведывался Сталин. Он уже не мог без этого. Приходя к церкви, он посещал, сначала, довольно свежую могилку Хлыста, которого решено было упокоить на церковном погосте. Деревянный крест возвышался над другими редкими, создавая очень приглядную картину умиротворения, казалось, что лежать здесь счастье, хотя, конечно, покойнику совершенно не важно, где останки и сколько раз их посещают, зато душа его с нетерпением ждет каждой молитовки об упокоении, что и делал сразу пришедший, ставя свечку «за упокоение души», подходя к положенному месту в нужной очередности…
На совершено пустую улицу выехало желтого цвета такси, остановив машину в десяти метрах, водитель выскочил, быстро оббежав капот, открыл дверь пассажира и протянул навстречу ему руку. Из автомобиля, первым выплыл красивый, но скромный платок бирюзового цвета, обрамлявший головку брюнетки в очках от солнца. Макияж на лице почти отсутствовал, красивой формы губы, подернула чуть заметная улыбка, Ивану показалось, что приехавшая смотрела на него: «Да, жизнь идет своим чередом, и улыбки, и волосы, и все…, Вика то, наверное, сейчас своим видом батюшку «убьет наповал», ну тут уж…, дай Бог, что бы приехала… Что-то мне печально без нее совсем…». Думая так, от отвернулся, ожидая появление Виктории с другой стороны. Тем временем сзади слышались приближающиеся стуки каблучков с достаточно большим промежутком. Сталина, с головы до ног, прошибла догадка, от которой он даже слегка присел, подтвердившаяся, до боли знакомым и даже желанным, голосом:
— Вот так, Иван Семенович…, приглашаете, а сами даже руку подать даме не можете…
— Ви…, Викто… рия?!
А СПАСЕТСЯ КТО?
…там, где нет времени, нельзя говорить: «никогда»
Надо сказать, что часто кажущееся возможное развитие событий, на самом деле выглядит совсем иначе, мало того, даже если они и разворачивается по предполагаемому нами плану, то плоды, скорее всего, будут другими. Если вы постараетесь вспомнить что-либо из серьезного, то поймаете себя на мысли, что желаемые в предположениях «плоды», как мы их изволили величать в своих мечтаниях, на деле, после анализа уже произошедшего, оказываются и неудобоваримыми, и нерациональными, и даже совсем не подходящими к общей картине, наброском из которой и стало это событие.
То ли мы ищем лучшего, то ли нам желают лучшего, а скорее полезного и спасительного, а поскольку мы сами, в основном, привыкли исходить из своего эго и своих, зачатую нелепых, желаний, больше похожих на блажь суммированных идеализма и максимализма, то Создатель мира и нас, имея в Своем Провидении другие более подходящие для нас предначертания, допускает совершенно иные развития событий, что сначала досадует нас, но после оказывается подходящим, и даже заставляет себялюбивых людей немного обманывая, убеждать себя, в именно таких имеющихся планах, и их заслугах в их воплощении именно такими. В гордыне и тщеславии своих, мы остаемся неблагодарными!
Совестливый же человек, признавая свою ошибочность, воздаст хвалу непосредственному «виновнику» торжества благоденствия и справедливости, приобретя опыт, на будущее не столько для себя, сколько постарается передать его потомству, поскольку не может считать и его своей собственностью, но милостью Божией, ради следующих поколений…
Зачем это нам — поинтересуется заскучавший читатель? Если появляется такой вопрос, то и правда незачем! Просто к слову пришлось, ну и заодно объяснит некоторые моменты дальнейшей жизни наших героев. Герои ли они? Да! Более чем, поскольку не однажды они переступают через себя, свои страхи, боли, мучения, сомнения, не останавливаясь, идут неведомо куда, считая просто доброе дело, очередной ступенью в своем верном пути.
Не станем, ради приличия и уважения к сану, тем более, священника действительно спасающегося и спасающего, лезть глубоко в его душу, мысли же, находящегося при этом в миру, что гораздо сложнее для монаха. Искушения врага рода человеческого на подобных ему более часты и настойчивы, по сравнению с обычными горожанами, хотя и с великой разницей в том, что у настоятеля храма, где упокоился Хлыст и преобразился Сталин, носящий имя святого Божиего угодника Маркелла, что значит Воинствующий, все обстоятельства испытаний проходили не через сито материальных нужд, а через призму Евангельской добродетели и Христовой Жертвы, часто отвергаемой и не понимаемой обычными людьми.
Благословение, даваемое им, для него было, никак для нас простых мирян, разрешением к действию благословленного, освященное Божией волею, но само уже свершенное действие, за которое уже несется им лично полная ответственность, как открывшего полный ход замыслу человеческому во вполне конкретном деле, несмотря на то, что совершено оно может быть как угодно, и ради чего не всегда ясно. Он был уверен, что благословение священника,
