Уши стали медленно наливаться жаром.
И чего Костя так смутился? Будто Лёха застал его за чем-то таким, что для чужих глаз не предназначалось.
Удалить надо этот рисунок, и Костя удалит при первой же возможности. Но не прямо же сейчас, перед Метельковым.
Глава 14
Сестра из приемного покоя спросила у Инны Владимировны:
– Не выписали еще Самойлову-то?
– Нет пока, – раздраженно отозвалась Баринова. Не радовало ее лишнее упоминание об этой семейке. – Но скоро уже.
– Я так поняла, – продолжила медсестра, не заметив недовольства Инны Владимировны, – что они втроем живут. Мать, дочь и сын. И больше никого. Как же дети одни-то справляются столько времени? Или с ними все-таки есть кто-то?
Баринова с трудом сдержала новую волну раздражения.
Кто-то? Костя с ними. Ее Костя.
Или не ее уже?
Почти не разговаривает с матерью. Хотя не игнорирует демонстративно, не хранит целыми днями гордое независимое молчание, но отвечает коротко и односложно. Со всем соглашается, но такое чувство, будто не всегда слышит, о чем идет речь. Лишь бы не спорить, не объясняться. Лишь бы мама поскорее отвязалась. От этого дома неуютно и как-то студено. Так бывает по осени. На улице уже зябко, а отопление еще не включили. Вот и в квартире – вроде и не холодно, но и тепла нет.
Баринова задумалась о своем и тоже не слышала, что там медсестра бормочет. А та не думала останавливаться.
– Хотя девочка-то уже большая. Но мне кажется, еще школьница.
– Нет, – отрезала Инна Владимировна. – В колледже учится.
Медсестра не удивилась, откуда завотделением известны такие подробности. Не обратила внимания, но зато заинтересованно уточнила:
– Значит, ей уже восемнадцать?
– Вроде нет еще.
Да и какая разница? Словно к совершеннолетию обязательно прилагается стабильный финансовый доход и большой жизненный опыт. Ни ума, ни умения. Только одно хорошо получается: перед мужиками хвостом вертеть да за чужой счет жить. Что до восемнадцати, что после.
– А вообще удивительно, – с осуждением проговорила медсестра. – Никого даже не интересует, как они одни живут. Может, у них и денег-то нет. И есть нечего. Ведь даже взрослые дети сейчас такие неприспособленные. Привыкли, что все за них делают, а сами и готовить не знают как, и стирать, например. Или разве станут они без присмотра родителей уроки делать? Да просто в школу не пойдут.
Кто с них спросит? Кричат, кричат везде о защите детей, а на подобные ситуации даже внимания не обращают. А почему бы таким вот не помочь, пока мать у них в больнице?
– Действительно, – согласилась Инна Владимировна. – Никому дела нет. – Задумалась на мгновение. – А кто, интересно, подобными вещами занимается?
Медсестра тоже задумалась.
– Ну-у, я не уверена. Может, отдел социальной защиты, который всякие пособия назначает. – Она тут же сама засомневалась, оттопырила нижнюю губу, нахмурилась, словно озадаченный ребенок. – Или нет! Скорее всего органы опеки. Они детьми занимаются. Проверяют, как те живут, не обделили бы их. Помню, знакомые квартиру продавали, так разрешение в опеке брали, что права на собственность у детей соблюдены. Вот морока-то с ними была.
– Понятно, – сочувственно кивнула Инна Владимировна.
Глава 15
Женя опять позвонила сама.
– Кость, – только и успела сказать, а Косте уже стало не по себе от того, как она произнесла его имя. Столько всего уместилось в нескольких звуках.
– Что-то случилось?
– Я… не…
Женька явно не могла подобрать слова, пробовала то одно, то другое, но они не складывались, не получалась фраза. Или она звучала столь ужасно, что ее не удавалось выговорить?
– Так! – подвел итог Костя бесплодным Жениным попыткам. – Я сейчас приеду. Жди!
Видя лицо собеседника, веря, что ты точно не один, может, лучше выйдет.
Женя выдохнула в трубку что-то невнятное.
Костя выскочил из квартиры и рванул к остановке. Пока ехал на автобусе, много всего передумал, перебирал версии: что там могло у Самойловых случиться? Иногда мысли забегали слишком далеко, до самого страшного. А вдруг Женькиной маме стало плохо и…
