— Сочтемся. Ты сейчас по делам снова в блокадный Ленинград?
«Вот ведь!..» — воскликнул Ермолай, выдавил:
— Э… не могу я говорить об этом, Ольга Олеговна…
— Ну, и не говори. И я никому не скажу. Береги только себя, очень прошу, будь внимателен и осторожен. Тебе надо жить, да жить, страну защищать, да и поднимать потом.
Ермолай кивнул.
— Передавай привет майору Истомину, — строго продолжала Молева. — Серьезный и ответственный мужчина. Ты, Ермолай, держись за него крепко, слушайся. Обещаешь?
— Обещаю, Ольга Олеговна.
— Ну, и добре…
В кабинете находились майор Истомин и капитан Ильиных. Капитан через своих коллег быстро установил, что легковая машина, приезжавшая к Калиновскому, принадлежит заместителю директора Бадаевских складов товарищу Пехоеву. Описание женщины, соседки Калиновского, полностью совпадает с самим Пехоевым. Капитан оперативно навел справки по этому Пехоеву. Сей товарищ оказался одним из крупнейших коллекционеров города. И вполне возможно, именно он мог быть главным коллекционным заказчиком…
Майор и капитан раздумывали, какие далее предпринять действия для нейтрализации заказов на экспонаты Эрмитажа.
— Этот Пехоев — коллекционер еще более крутой, чем Калиновский! — воскликнул капитан. — При его должности, я не исключаю, он знаком с самим товарищем Ждановым!
Истомин вспомнил недавнее совещание в обкоме партии и разнос, который выдал Жданов. Сморщился и вымолвил:
— Вполне возможно. И у нас против него конкретно ничего нет. Ну, общается Пехоев с коллекционером Калиновским, у них это заведено… Ну, купил или обменял у него пару картин. Это же не подсудное дело! И по сути — все.
— Мелкий спекулянт Шар наверняка и его знает, — рассуждал капитан. — Дабы спасти свою шкуру, он может также и на него указать…
— И еще на кого-то, — быстро вставил майор. — Но с Пехоевым этот номер не пройдет. У нас должны быть против него железные улики или стопроцентные, надежные показания.
— Война, — вяло ругнулся капитан, — разрушения, потери, болезни, огромные трагедии. А для кого-то возможность нажиться, пополнить коллекцию, — и раскашлялся…
Сергеев расположился на заднем сиденьи легкового «газона». Вдоль дороги тянулся уже занесенный снегом лес.
У Ермолая было паршивое настроение. В голове все перемешалось: мертвая водитель-женщина, улыбающийся железнодорожник с пистолетом, веселая, но с хитринкой в глазах Молева, сосредоточенная Рая с пирогом, и… обнаженная, прекрасная, с льняными волосами…
В аэропорту Сергеев прошел к военному коменданту. Дежурным оказался знакомый капитан.
— О! Сергеев! — воскликнул капитан. — Молодец, что зашел. Самолет твой прилетел, стоит на заправке и загрузке. Но ты постой, друг, постой.
— Стою.
— Я с тебя, лейтенант, должен снять показания по инциденту на дороге с двумя трупами, мне из военной комендатуры звонили.
— Какие показания? — насторожился Ермолай.
— Просто напиши своими словами, как дело было и все. В дело надо подшить, понимаешь. Ты же один-единственный свидетель.
Вспомнил указания майора Истомина — ничего не делать без санкции руководства. Опять же непонятно, кем был этот железнодорожник? Как бы лишнее не написать. Ермолай вымолвил:
— Давай, капитан, я сначала позвоню по инстанции в ГРУ. Ну, а потом напишу.
— Давай.
Дежурный по Свердловскому отделу ГРУ посоветовал Ермолаю написать буквально три-четыре слова. Что Сергеев и сделал. После этого он направился к самолету…
— Привет, лейтенант! — бросил майор Теплов, командир самолета.
Сергеев подошел к стоявшим у самолета троим членам экипажа.
— Здравия желаю, товарищи летчики!
— И тебе не хворать! Как отдохнул?