было бы уместным поместить в этих помещениях несколько художественных полотен мирового уровня. Тем самым утвердить наше стремление на мировое господство. Я наслышан о вашей коллекции картин, пополняемой из Восточной Европы. И полностью одобряю вашу деятельность на благо Великой Германии в этой части. А просьба моя заключается в следующем. Вы не смогли бы выделить несколько холстов на дело, которым я занимаюсь? В вашем художественном вкусе я полностью уверен.
«Партийная ищейка!? — воскликнул Риббентроп. — Дешевый выскочка!? Пронюхал о моей коллекции, и ее пополнении из России!? Кто ему сообщил? Канарис? Шелленберг? Или уже сам завел шпиков в моем министерстве? — взял себя в руки. — Как все подвел, чинуша!? Уверен в моем вкусе!? Каково!? И отказать ведь нельзя, не для себя старается Борман…», — выругался про себя и вымолвил:
— Важное мероприятие вы затеяли, Мартин, и я конечно это поддерживаю и помогу, чем смогу.
— Я был уверен в вашем понимании, Иоахим…
Обмен любезностями и общий, неспешный разговор продолжался еще минуты три…
В этот же день Риббентроп определил, вернее будет, оторвал от сердца, десяток картин для Бормана.
Примерно через два часа главный инженер Коган сообщил, что все пулевые пробоины на самолете должным образом заделаны. К этому времени
бензовоз с топливом пополнил баки самолета.
— Лайнер готов к вылету, — торжественно изрек майор и, обращаясь к заводским специалистам, добавил. — Огромное вам спасибо, товарищи, вы нас сильно выручили.
— Мы с удовольствием с вами сотрудничали, — добавил Коган. — Это вам спасибо, что, рискуя жизнью, выполняете государственно важное задание. Качество своей заводской марки мы гарантируем.
Строгая Осинова в это время как-то отстраненно согласно кивала.
— Товарищ старший лейтенант, — обращаясь к ней, вымолвил Сергеев, — сообщите, пожалуйста, в Москву, что борт номер 13 продолжает выполнение задания.
— Хорошо, — строго бросила Осинова. — Счастливой вам дороги, товарищи.
— Спасибо.
Сергеев и майор Теплов поднялись в самолет…
В комнате находятся двое мужчин. Старший лейтенант расположился в обшарпанном деревянном полукресле за рабочим столом. Посередине комнаты стоит мужчина в разорванной рубашке и ссадиной на скуле.
— Винт, еще раз спрашиваю, — кричит милиционер. — Кто был тот тип, который надоумил вас напасть на грузовики?
— Не знаю я его, гражданин начальник, — мямлил допрашиваемый. — Он принес водку, харч. Мы с корешем Харей выпили, этот тип стал говорить, что в грузовиках будет жратва и выпивка…
В это время в кабинет вошел суровый капитан Ильиных. Он решительно прошел к столу, предъявил старшему лейтенанту документы и тихо, но требовательно вымолвил:
— Мне по указанию полковника Шадрина надо с этим Винтом поговорить.
— Было такое указание, — тихо ответил старший лейтенант. — Поговори, поговори, капитан, — поднялся со стула, — только глухой это номер. Ничего с этого тупаря, мелкого уголовника, не выжмешь, — направился к выходу и быстро покинул помещение.
— Ты мне все расскажешь? — подходя к допрашиваемому, спросил капитан.
— А что, гражданин капитан, я ничего не знаю и сказать…
Договорить бедняга не успел, мощный удар капитана кулаком сбил его с ног.
— А я думаю, скажешь, — ухмыляясь, выдавил капитан. — Встать! Я только начал с тобой говорить. А не скажешь, я тебя сам, как пособника врагов, расстреляю…
Сергеев устроился на свое оборудованное место у иллюминатора.
Самолет медленно поднимался в воздух. Внизу проплывали городские кварталы, купола христианских соборов, немного в левой стороне — синий волжский рукав…
Какое-то время Ермолай раздумывал о новой знакомой, старшем лейтенанте Осиновой.
«Человек из ГРУ, а задает лишние вопросы. Увижу Истомина, обязательно скажу…».
Вскоре он незаметно задремал…
