момент жизни.
— Женя чувствовал, что это конец, — глухо сказала Валентина. — Перед операцией он был как никогда грустным, я впервые увидела в его глазах обреченность. Ты же знаешь: Женька никогда не ныл, не жаловался на судьбу, но когда его увозили на операцию… — голос Валентины дрогнул, и она смахнула набежавшую слезу, — он сказал, что любит меня и дочь и… Он задержал на мне взгляд. Прощальный взгляд, который я никогда не забуду.
— Он… во время операции? — спросила Милана, не в силах произнести страшное слово «умер», которое никак не ассоциировалось с ее жизнерадостным другом.
— Нет. На следующий день после операции он, как всегда, уже поднимался с постели, обзванивал знакомых, а еще через день его состояние резко ухудшилось, — рассказывала Валентина. — Вот тогда Женя впервые сказал мне, что не хочет жить.
— Он страдал от сильных болей?
— Да. Ему кололи обезболивающее, но это не помогало. Он ничего не ел и угасал на глазах. Знаешь, как догорающая свеча, которая горит тихо, слегка потрескивая, но ты понимаешь, что еще чуть-чуть — и она догорит, и тогда наступит тьма.
Валентина замолчала. Она словно застыла в воспоминаниях, которые не отпускали, но через некоторое время тряхнула головой, будто избавляясь от тяжелых мыслей, и продолжила:
— Перед тем как впасть в кому, он успел написать письмо для дочери, которое она должна открыть в свое совершеннолетие. Еще он успел вспомнить всех своих друзей, не забыл и о тебе, Мила, поблагодарил судьбу, что все вы были в его жизни, и за то, что свела его со мной. Он улыбнулся на прощание… Я знаю, что в эту улыбку он вложил все свои силы. Измученный, изможденный, худой, до невозможности посеревший, а на искаженном от нестерпимой боли лице — улыбка… Врачи сказали, что метастазы задели многие органы и удалить опухоль оказалось невозможно, но я все равно сидела у его изголовья и все ждала… Чуда не произошло. Он ушел в светлый мир, где нет боли и мучений, тихо и спокойно, на рассвете, и вот уже четвертый день его нет с нами.
Милана пыталась найти слова утешения, но пребывала в шоке от услышанного, и ее сознание никак не могло принять смерть Жени — человека, который всегда был душой компании, который за пару часов мог подобрать лучшие музыкальные хиты для отдыха или найти в Интернете фильм, который был бы интересен всем. Он мог до копейки просчитать эконом-бюджет для компании, но не прослыть скрягой, знал, где и что можно купить качественное и недорого, имел тысячу знакомых и ценил дружбу. Милане он навсегда запомнился в клетчатой рубашке. Они у Женьки были разного цвета, но почему-то всегда в клетку. Почему? Теперь уже этого не узнать. Он любил жизнь и умел жить. В его жизни не было фальшивых друзей, как не было ненужных вещей. Его жизнь была светлой, без хитрости, лжи и захламленности, и только сейчас Милана поняла, что его жизнь — пример для подражания. Простой парень, который мог выпить пива в компании, за полчаса организовать отдых, работал, хотя имел группу инвалидности, решил не ныть и ждать смерти, а жить полноценной жизнью и радоваться ей так, словно каждый прожитый день был последним.
— Его жизнь была короткой, но яркой, наполненной любовью и светом, — тихо сказала Милана, обняв за плечи Валентину. — Женя жил без хлама в душе и в жизни и ушел без него. Нам будет его не хватать, но ты как-то держись ради Оксанки.
— Я не смогу жить здесь без него, — ответила Валентина, выделив слово «здесь».
— И что ты планируешь?
— Продам дом и уеду. Чужим жалко, но вроде бы его хочет купить дядя Жени. А ты, Миланка, приехала к родителям?
— Не совсем. Мне надо найти Игоря. Брат приезжал к нам и проворовался, — созналась Милана. — Ты его не видела?
— Что я могла видеть? — вздохнула Валя.
— Извини.
— Все нормально. Не боишься идти домой?
— Боюсь, но мне надо увидеть Игоря, а у него телефон отключен.
— Сходи на работу к матери и все разузнай, — посоветовала Валентина.
— Так и сделаю. Валюша, мы можем остановиться у тебя на день-два?
Валентина ответила, что, конечно, они могут пожить у нее и ей будет не так тоскливо. Она накормила гостей, и Милана с детьми пошла в библиотеку, где работала ее мать. Валя предлагала оставить детей дома, но у Миланы теплилась надежда, что при встрече с внуками сердца матери смягчится.
У Миланы от волнения трепетала каждая клеточка, когда она переступила порог библиотеки. Ее мать стояла между стеллажами с книгами. Вот она повернула голову и встретилась взглядом с дочерью. У Миланы на миг замерло сердце. Мать посмотрела на нее и удивленно вскинула брови. Потом что-то сказала сотруднице и быстро пошла к выходу.
— Выйдем отсюда! — бросила она дочери на ходу.
Они вышли на крыльцо. Богдан с Иринкой сидели на скамейке неподалеку и болтали ногами.
— Здравствуй, мама! — выдохнула Милана, пытаясь справиться с волнением.
— Зачем ты вернулась? — спросила мать, осмотрев ее с головы до ног.
— Мы так долго не виделись. Неужели ты не рада встрече? — Милана с надеждой посмотрела на мать.
