– А что значит «известная часть»? Есть и неизвестная?
– Во всяком случае, малоисследованная. Дайте-ка карту… Смотрите: вот вся долина Зартак, которая, скорее всего, когда-то была озером. Вот здесь и здесь реки втекали, вот тут река вытекала. На карте это не нанесено, а на аэроснимках видны остатки высохших русел…
– Кстати, о снимках…
– Теперь уже завтра. Смотрите: вот здесь тянется болото, и проходы через него не отмечены. Не исключено, конечно, что они есть, но мы их не знаем. А здесь самые труднопроходимые горы, дорог, как видите, нет и даже троп нет. То есть тропы могут быть, но мы их опять же не знаем. И получается, что почти треть Долины отрезана от внешнего мира чуть менее чем полностью. Туда можно добраться только на вертолёте, но вертолёта у нас нет. Разве что появится в будущем.
– Интересно, – сказала я. Допила и поставила стакан. – Есть о чём подумать…
– Разрешите идти? – встал Лори.
– Да. Спасибо вам, Эйф, вы очень помогли…
Оставшись одна, я спустилась в подвал – вернее, в цоколь, – и проверила горелку. Солярки в баке было почти под горлышко, пламя уютно шипело. Я вытерла руки о чистую портянку, приспособленную вместо полотенца, и вернулась наверх.
Фонарь погас. Темнота была полнейшая. Ощупью я добралась до стола, вспомнила, где лежат спички, взяла коробок, чиркнула, увидела фонарь, зажгла фонарь.
Там, где только что сидел Лори, сидел чёрный человек – во всём чёрном и с чёрным матовым лицом. Даже белков глаз не было видно – наверное, он щурился. В руке у него был наведённый на меня пистолет с набалдашником глушителя. Человек поднёс палец уо рту и сделал стволом движение в сторону лежанки. Я медленно подошла к ней и села на край.
Он опустил пистолет.
– Доктор Нолу, – сказал он, – вы меня не помните, конечно, но я вас хорошо помню…
Голос его то ли ломался, то ли он был простужен – но бас очень забавно чередовался с дисконтом.
– Вы у нас в плену были. Хомилль меня зовут, позывной «Шило»…
– О боги… – тут и у меня голос пропал. – Шило? Ты живой? А остальные?…
– Остальные… не все. Брат живой, Порох живой. Ну и Дину живой… пока ещё. Пойдёмте, а? Я как вас увидел, так и понял, что вы его спасёте…
– А как ты меня нашёл?
– Да я не вас искал, любого врача… а как вас увидел – ну, думаю, теперь всё хорошо будет…
– Куда нам идти?
– В наш лагерь. Это… ну… недалеко.
– А что с Дину?
– Живот начал болеть. И теперь вот – очень сильно, и жар у него ещё…
– Ладно, – сказала я. – Дай мне сообразить… У вас там что-нибудь медицинское есть?
– Уже почти ничего.
– Понятно… И сколько дней он болеет?
– Пятый день.
Я набрала воздуху и медленно выдохнула.
Мы шли часа три. За это время я джакцать раз успела проклясть и себя (за мягкотелость), и Шило (проводник из него был никакой), и Дину (ну, тут всё понятно), и то, что я вообще завербовалась в эту экспедицию (дура, ну чем ты думала?), и что Шило меня различил во всей этой мельтешне (маленький глазастый мерзавец)… несколько раз я едва не переломала ноги, раз – сорвалась с перекинутого через ледяной ручей бревна…
Как ни странно, мы добрались. Куда? Не знаю.
Всю дорогу я видела только синеватое пятнышко света под ногами. Большего фонарик дать не мог. Время от времени Шило велел мне стоять на месте, сам уходил вперёд, потом мигал мне оттуда своим фонарём. Он был чуть посильнее моего. Наконец он остановился (я чуть не воткнулась в его огромный рюкзак), сказал: «Минуту». Я вымоталась настолько, что мне было всё равно. Потом он поднял руку в сторону – таким движением, будто взмахивал полой плаща, – и сказал:
– Проходите, тётя Нолу. Вот тут, под рукой.
Я, ничего не понимая, прошла. Было какое-то покалывание лица и рук. Я непроизвольно зажмурилась, а когда открыла глаза, вокруг было почти светло.
– Что это?
