сторону ущелья. Мне показалось странным, что не видно никакого освещения – хотя вроде бы уже достаточно темно, чтобы зажечь в помещениях лампы. Кроме того, мерещилось, что пространство между башен слегка задымлено. Ну, или затуманено. Просто не бывает так, чтобы туман на возвышенности был, а в низине его не было. Так что скорее всё-таки дым…
Плохо дело.
Я уже почти начал спускаться (а спускаться по голодреву то ещё удовольствие), когда краем глаза увидел движение примерно там, откуда мы с Чаком пришли. Я снова зафиксировал себя и приник к окулярам. То ли батарейки у фотоусилителя сели, то ли он сам по себе был дохлый. Но я не столько узнал, сколько угадал Зораха по характерной походке…
Рыба
Я сделала так, как сказал Лимон: прошла вперёд вслепую шагов на двадцать и включила фонарь. Свет мне показался тусклым, хотя перед входом при проверке луч был что надо. Я двинулась вперёд. Наверное, это действительно была труба, составленная из отдельных звеньев, только очень длинных и переменного сечения: иногда я видела над собой покатый потолок, переходящий в выпуклые стены, но чаще и стены, и потолок оказывались недоступными взгляду; зато в этих местах было такое сильное эхо, что отдавались не только шаги, но даже сердцебиение. Под ногами было что-то наподобие полупрозрачной кремниевой резины, желтовато-белёсой, с разводами; если по ней постучать, она отдавалась ответным стуком, а если медленно нажать – образовывалось углубление. Я постояла с минуту и ушла в глубину сантиметра на два. Дальше я экспериментировать не стала.
Казалось, что воздух здесь другой, слишком лёгкий для дыхания, слишком пустой или летучий, не знаю, как описать – но кислорода хватало, никакой одышки не чувствовалось. Пахло чем-то непонятным – наверное, сухой смолистой корой и сухими цветами; впрочем, запах едва чувствовался. И этот воздух непостижимым для меня образом плохо пропускал свет. Он был прозрачным, луч не рассеивался на пылинках или капельках тумана – нет, луч просто иссякал. Если своими глазами не видеть, то описать очень трудно. Хорошо, что меня предупредили…
Я пыталась считать шаги, но в движении, в лёгкой пружинистой отдаче подошв, в переменном эхе, в запахах, заставляющих вспоминать все другие запахи, в непонятном и тревожном поведении света возникало что-то, что сбивало со счёта; я ловила себя на том, что произношу подряд одни и те же числа, и наконец перестала; но, самое интересно, идти так вот, без ориентиров, забыв о цели и времени, было приятно… было приятно почти так же, как смотреть «Волшебное путешествие»… я вспомнила… я вспомнила – и испугалась. Вернее, нет – ко мне вернулась способность испугаться. До этого она дремала, как убаюканная…
Я не поняла, как оказалась под открытым небом. Сначала почувствовала, что стало холодно. Потом потянуло ветерком. Потом – горелым. Камфорной вонью горелого пороха и запахом горелой плоти.
Башни Казл-Ду нависали надо мной, чётко проступая на фоне сине-серого неба, а значит, я находилась где-то под скалой, а потом впереди выбухнул язык пламени и заплясал факелом, что-то довольно скупо осветив – но света хватило, чтобы я поняла, где оказалась: на узкой дороге, спускающейся от посёлка в речную долину и ведущую в противоположную от Долины Зартак сторону; помню, что, изучая карту, я ещё выразила недоумение существованием этой дороги, и генерал-профессор Шпресс развёл руками: до войны тут много чего пытались строить, документов не сохранилось… На карте, помню, дорога километрах в десяти кончалась значком тупика.
Я оглянулась. Туннель, из которого я вышла, снаружи напоминал срез дренажной трубы; дёрн и кусты образовывали над ним мохнатый козырёк. Лимон говорил, чтобы я ни при каких обстоятельствах не шла по нему обратно, а если уж совсем припечёт, то вот тут есть совсем незаметный проход, ведущий в окрестности лагеря «Птичка» – там какие-никакие, а служилые люди, пропасть не дадут… Кроки эти я запомнила и выбросила, причём пожалев, что запомнила: лагерей мне теперь только не хватало для последнего стежка…
Впрочем, надо было решать, что делать.
Самое разумное – уйти по дороге вниз, затаиться, дождаться дня, понять, что происходит…
Потом я разглядела, наконец, что там горит впереди. Маленький прицепной дизель-генератор, лежащий на боку. Он-то кому помешал?…
Всё это время было тихо. Очень тихо, но по-обычному тихо. Собственно, как бывает ночью на природе: птицы уже спят, комары выходят на охоту, мелкие звери гоняют друг друга в траве.
Потом прямо над моей головой раздался звук стартёра. Один раз, два, три… Мотор не заводился. Я прошла с полсотни шагов, намереваясь как-то миновать горящий генератор – он был как раз на пути. Хотелось держаться темноты. Сзади раздался сначала скрип щебня, потом – металлический грохот. Я оглянулась. Блестя стёклами, по склону сверху покатился, сразу начав переворачиваться, штабной автобус – один из тех, на которых мы ехали сюда. О дорогу он ударился со скрежетом и звоном, подскочил на полметра и, весь окутанный брызгами осколков, исчез в ущелье.
Останься я на месте – летела бы сейчас рядом…
