позже пришли. Чуть-чуть не застали. А может, и застали, вдруг подумал я, ведь сколько случаев знаю – драка на ножах, и в итоге мёртвые все, только не все сразу…
Попрыгали наши старатели, чтобы амуниция не брякала, морды сажей обмахнули – и как не было их. Хорошо Князь ходит, мне бы так… а Зорах ему три масти форы даст.
– Чак, – сказал майор. – А вы ведь – Чак Яррик? Принц-консорт?
– Принц, – сказал я. – Из старинной солекопской династии, да. Тоже фотографии показывали?
– Вас вместе с сыном. Очень похожи. Даже не спрашиваю, что вы здесь делаете…
– Дочку мне выкупить надо, – сказал я. – А отдадут мне её, если я из Долины что-нибудь такое вынесу, что все обосрутся. Вот я и разрываюсь на части, как озёрный гриб во время гона…
– Королева писала вашему президенту – предлагала убежище для вашей семьи…
– Видно, курьеры от президента заблудились. У нас ведь как? – в недоставлении почты виновен адресат… Кстати, в конфискованной пушнине нашлось что-нибудь… э-э… необычное?
– Не знаю. Научники копаются, но острожненько.
– Им положено…
– Вы хотите сказать, что что-то ценное для ваших… как их назвать?…
– Шантажистами, как ещё.
– …могли найти?
– Если бы…
– Нет, правда – если что, вы скажите. Вдруг вопрос можно решить…
– Дохлый был сезон, – сказал я. – Воды по весне было много, больше обычного, болота набухли. До многих «рачьих нор» просто не достать было… Да и бросьте, не будете вы вопрос решать. Какую-то джакч как ценную вещь передать, считай, противнику…
– Мы с вами никогда не воевали. По крайней мере, лет двести.
– Не воевали, а дулись друг на друга. Это иной раз ещё хуже. Да и погранцы с контрабандистами…
– Что да, то да. Я по ранней молодости как раз был контрабандистом. Чулки, кружевные трусы, презервативы…
– А технику?
– Это ещё до меня было. Рассказывали, что отправляли как бы парабайские телевизоры да приёмники, которые принимали только каналы с боевиками – телевизоры, а приёмники – с радиоспектаклями, тоже на подобные темы. А к нам забрасывали ваши телеки – с «Волшебным путешествием» круглые сутки… Так я и не понял этого развлечения.
– Оно не развлечение было, – сказал я, – а как бы амортизация…
Эхи кашлянул. И я вдруг понял, что среди нас, незаметно миновав заслон из капрала и рядовых, появился ещё один человек, четвёртый.
Он был одет наподобие горца, но не совсем. Слишком много нашито амулетов, какая-то странная бахрома по шву под рукавами и потом вдоль туловища, и шапок таких я никогда на горцах не видел – ни на живых, ни на фотопортретированных. Да и лицо… У горцев всегда морщинки и морщины, и нос как топор, и глаза широко открытые под длинными бровями. У этого же кожа была совсем гладкая, хоть и тёмная, и нос хоть и здоровенный, но загнутый, как клюв филина, а почти безбровые глаза он то ли специально щурил до невозможности (а чего тут щурить, почти темно), то ли они у него от природы такие. Рот только был горский – широкий, почти без губ и как бы втянутый…
И вдруг я вспомнил, где его видел. То есть не его, а портрет. На стене кабинета доктора Моорса, прямо перед рабочим столом… Кто это? – спросил я тогда. Каззл-Баух, – непонятно ответил док, а потом рассказал, что таким горцы представляют могущественного духа, или сверхшамана, или почти божество, который может управлять людьми, зверями и стихиями.
Это было бы очень кстати сейчас…
Рыба
Козырная моя фляга-книжка с яблочным шнапсом оказалась пуста – кто-то разгадал её секрет. Помогла бутылка самодельного спирта, всунутая мне Лимоном почти насильно. Профессор начал согреваться изнутри, и его слегка отпустило. Я рассказала ему упрощённую версию своей истории: меня вывели с завязанными глазами, привели в пещеру, где был больной, я сделала операцию и выходила его – и вот меня тем же путём вернули обратно. Кто были эти люди? Беженцы из «Маленькой империи», два десятка гражданских и несколько военных, идут в Пандею. Теперь, наверное, не дойдут… Зима скоро.
Кстати, профессор, а почему мы отправились в экспедицию так поздно? Чтобы скоро замёрзли болота? Мы что-то ищем в болотах?
