Увидев меня, Шило помахал рукой. Сунул руку за пазуху, вынул какую-то сложенную бумагу и радостно помахал ею. Я понял, что нашли что-то интересное.
И в этот момент что-то шевельнулось на краю поля зрения, от дома выше по склону. Я скомандовал:
– Ложись!
Пленный сунулся на колени и очень аккуратно лёг на здоровый бок. Шило и Чак, похоже, не услышали – хотя до них было метров пятьдесят, вряд ли больше.
Я стал всматриваться в продымлённое марево. Там, выше дома, камни и скалы выстраивались в террасы, похожие на трибуны стадиона. На одной такой террасе появилась тёмная фигурка, скользнула вниз, скрылась. Потом появилась ещё одна…
– Встать. Вперёд – бегом марш…
Мы подошли к месту побоища. Пленный остановился, очень медленно подошёл к одному из тел, наклонился над ним…
И вдруг судорожно, неумело зарыдал.
– Шило, поручаю тебе, – сказал я. – Если что – вали его на месте, не жалко.
Сам я подобрал пулемёт и выглянул из-за угла дома. Чак встал рядом, привалившись к стене спиной.
– Зацепило тебя? – спросил я.
– Навылет, – сказал он. – Заживёт. Кого-то увидел?
– Да. Но не разглядел.
Мы подождали минут пять. Никто не показывался.
– Может, померещилось? – предположил Чак.
– Нет, видел чисто. Только…
– Что?
– Тут что-то со зрением. Глазомер – джакч. Целиться… не знаю. Всё какое-то…
– Вот они, – сказал Чак очень спокойно.
– Кто?
– Оглянись.
Я оглянулся. Примерно оттуда, откуда я привёл пленного, шли неразличимые с лиц, но очень узнаваемые по походке Лимон и Порох. У Пороха в опущенной руке был красный платок.
Меня буквально бросило им навстречу, и мы крепко обнялись. Потом полез обниматься Чак. И тут же перенял у Шила пленного, чтобы и тот мог обняться с братом.
– А где Дину? – немного придушенно спросил Чак, глядя куда-то вбок.
– Здесь. Скоро придёт. Все здесь…
Чак сел на землю и хватил по ней кулаком.
Лимон подошёл к пленному.
– И кто это у нас?
Пленный развернулся. Лицо у него было в слезах и соплях, а глаза – белые от ярости.
– Вы все подохнете, твари! Ненавижу вас! Черномундирные скоты, проклятые выродки! Ненавижу, ненавижу, всю вашу породу имперскую ненавижу, мрази, ублюдки!..
– О, – сказал Лимон с интересом, – так это же сама госпожа Фейгу?
– Какая она госпожа, – не поверил я, – я же его перевязывал…
– Известный в Долине персонаж, – сказал Лимон. – Мужик, конечно, но вообразил себя бабой. Тут у многих мозги плавятся – вот у него на этой почве масло протекло. А над кем оно так убивается?
Он присел рядом с трупом и потянулся, чтобы перевернуть его – и тут пленный – или пленная? – в общем, некто Фейгу – грамотно упал на бок и постарался махом ноги попасть Лимону в голову. Лимон отстранился, тяжёлый говнодав пролетел мимо…
– Ты не дёргайся, страшненькая, – сказал Лимон, – всё равно не пристрелим.
– А зачем оно нам? – спросил Шило. – Карта вот, – и он снова показал ту сложенную бумагу.
– Пригодится, – сказал Лимон. – А это, выходит, сам Белый Волк? Ну, господин полковник, вы и зверя завалили!
– Это не я, это Чак, – сказал я.
Госпожа Фейгу снова зашлась в проклятьях.
– Любовник, что ли? – спросил молчавший доселе Порох.
– Да, – вдруг неожиданно спокойно сказала Фейгу. – Вам не понять. Вы ведь вообще не знаете, что такое любовь. И что такое ненависть. Лучше
