другой.
— От родов тоже иногда умирают, — сказала Элоди отступая. — Дай мне это средство, а я передам ей.
— Элоди, — сказал Йормунганд, — на каком ты месяце?
По коридору будто ураган пронесся. Топот маленьких женских ножек сопровождали крики испуганных расталкиваемых служанок, звякнула разбитая посуда, упало и покатилось что-то по полу. Следом послышался топот мужских сапог.
— Что там такое? — Стаккард с интересом высунулся из кухни, где Раннвейг поставила его надзирать за приготовлением блюд. Он как раз закончил дегустировать столовое вино, припасенное для ужина. В любом другом месте он решил бы, что подобным поручением его хотят унизить, но здесь остаться на кухне оказалось высшим благом.
Любопытный поваренок высунулся вместе с ним.
— Леди Элоди и господин Йормунганд опять поссорились, — сообщил он авторитетно.
— Откуда ты знаешь? Ты же их не видел.
— А никто из служанок не ругается, значит пробежал кто-то из благородных. Ну кто, если не они?
Стаккард ухмыльнулся.
— И часто они так вздорят?
— Как заговорят, так каждый раз. Редко, в общем.
— Йормун влюблен в Элоди? — ухмылка Стаккарда растянулась еще шире.
— Не, она в него.
— А он?
— Ни одной юбки не пропустит, кроме благородной дочери конунга. Марза говорит, это от уважения, а я думаю, ему просто плевать. А может быть, и так и эдак.
— Может быть, — согласился Стаккарад.
— Господин, — мальчик уставился на него наглыми глазами, — а вы вино все допили или осталось чего?
Стаккард не больно шлепнул его по затылку.
— Работать иди, — сказал он, — винишко есть, да не про твою честь.
В Голдсшейне часто любили поговорить, как Йормунганду удалось провести князя и получить место рядом с ним. Рассказы о его похождениях обрастали вымыслом, и Стаккард не верил и половине того, что слышал. Но теперь, теперь он сомневался.
«Втереться в доверие», хах. Как будто старик доверяет кому-нибудь. Он и собственной жене не доверяет, даже собаке у своих ног относится с подозрением. Разве что дочь он беззаветно любит, но и то потому, что она так похожа на него. Как собственное отражение, только в платье. Вот только дочь еще опасливей отца, и как она умудрилась влюбиться в проходимца вроде Йормуна? Стаккард и сам не заметил, как начал называть его Йормуном.
Йормунганд пробудил чудовище, создал чудовище, они и сам является чудовищем. Нет ни семьи, единственного друга, Стаккард не сомневался, он предал. И даже то, как легко он заводил романы, указывало лишь на то, что Йормунганд никого по-настоящему не любил.
Даже его отец более человечен, чем сам Великий Змей, как называли его за пределами владений Эдегора. Интересно, знает ли Йормун о собственном прозвище? Он часто путешествует неузнанным, мог и слышать.
Из размышлений Стаккарда вырвала повариха, что бесцеремонно потрясла его за плечо.
— Вино где? — густым басом спросила она. — Все вылакал или осталось чего?
Йормунганд перепрыгнул через корзину с покатившимися фруктами, едва не споткнулся о ковер и все-таки нагнал Элоди у входа в главный зал.
— Не делай хуже, чем есть, — прошипел он.
Он ожидал слез или истерики, но Элоди лишь посмотрела на него круглыми глазами и сказала:
— Не преследуй меня.
— Что?!
— Если ты будешь преследовать меня, я позову стражу.
— А я скажу о твоем положении во всеуслышание. Прямо сейчас!
— А я, а я, а я скажу, что это твой ребенок. И тебе придется на мне жениться!
— Ну уж нет! Пусть лучше голову снимут!
Элоди ударила его. Йормунганд прижал ладонь к пылающей щеке.
— И кстати, — сказал он, — а чей ребенок?
