со дня состязаний, денег осталось еще на два дня, потом придется жить на улице и добывать еду смекалкой. Он не чурался наемничества, да меч отобрали при въезде в город. Пришлось сдать городской страже. А тут еще появились дела помимо того, как встретится со старым князем.
Скрипнул ставень наверху и Гарриетт едва успел увернуться от потока помоев.
— Смотри куда льешь, цверга! — крикнул он.
— Пусть заберут тебя тролли! — откликнулся женский голос сверху.
Гарриетт представил себе располневшую хозяйку дома, со злым и усталым лицом, опухшую от вечной стряпни и свар с мужем. Достойная жительница достойного городка. Соль земли. Гарриетту не нравился Гладсшейн. Он был наслышан про него, рассказывали всякие байки про ведьм и чудеса, про богатых купцов и про родичей Альфедра, важных, в дорогих одеждах, про всяких людей с разных концов земли. Приезжих и впрямь много. Они выделялись среди местных, каждый на свой лад. Многие даже языка не знали. Местные чужаков не любили, хотя когда- то жители Гладсшейна и завоевали их земли, но терпеть на своей земле пришлых не хотели. Гарриетт гладсшейнцев не винил. Стоило кому- то из приезжих возвысится, так он тут же начинал смотреть сверху вниз на завоевателей и всячески их притеснять, при этом лебезя и заискивая перед приближенными князя. Простые люди отыгрывались на приезжих победнее, и круговорот повторятся снова.
На базаре Гарриетта настигла удача. Разодетый как боевой петух, с перьями на куцей шапочке, человек, которого он искал, приценивался к цветам и хорошенькой цветочнице с круглыми голубыми глазами. Сейчас цветочница смотрела на кончики ботинок, ресницы ее трепетали, а левую руку она манерно приложила к щеке, полная смущения. Правой она заслонялась от господина корзиночкой с цветами. Гарриетт прошелся рядом, потом еще раз, и срезал у мужчины кошелек так ловко, что никто ничего не заметил.
Задерживаться на базаре он не стал, конкуренции воришки не жаловали. Денег в кошельке, к разочарованию Гарриетта, едва хватило на новую куртку, вроде тех, что носили в Ирмунсуле. На пару медяшек Гарриетт купил персиков и завернул их в широкий, видавший виды платок. Этот платок вышила ему жена, давно, сразу после свадьбы. Гарриетт вспомнил ее и детей, особенного старшего сына. Когда Гарриетт уезжал, старшенький уже научился бегать и носился по избе с громкими «тятятятятя!». Младший тогда болтался у жены возле груди и был для Гарриетта безлик, как и все младенцы. Гарриетт потрепал уголок платка, подумал о круглой и нежной, как персик, женушке, и отправился выполнять свой долг.
Сердце Гладсшейна — чертоги Альфедра располагались, как это было принято, на возвышении, откуда хорошо видно окрестные земли. Ворота всегда закрыты, и мрачного вида слуги, которым уже приходилось общаться с Гарриеттом, сделались еще мрачнее при его появлении. Бритые наголо головы уродовали шрамы. У одного из них шрам проходил сквозь левую глазницу и до самого рта. Поэтому губы он кривил особенно мерзко.
— Тебе нельзя, — буркнул один из них, едва Гарриетт приблизился, — сказано же уже.
— Ходишь тут, вынюхиваешь, — добавил другой, одноглазый, — вздернуть тебя и вся недолга.
Эти могли. Им и приказа не надо.
Помогла случайность. Йормунганд увидел Гарриетта, заметив перебранку у ворот. В первое мгновение он оторопел, мужчина выглядел все таким же потрепанным, и два дня назад, но теперь сверху на плечи накинул теплую меховую куртку. Возможно, подумал Йормунганд, он хотел, чтобы его приняли за ирмунсульца, но ведь даже он сам знал, что этот человек из Гардарики.
Гардарика государство почти что вымышленное, небольшое и находится так далеко, что редкие купцы рискуют туда забираться, так думали вне самой Гардарики. Тем больше мифов рассказывали про эту страну. Если происходило что- то совершенно немыслимое, то происходило все в Гардарике.
Гарриетт тоже заметил Йормунганда и отчаянно замахал обеими руками.
— Я пришел справиться о здоровье вашего брата! — крикнул Гарриетт. — И передать ему кое-что. Вы помните меня?
— Вы были с Фенриром в день состязаний, — сказал Йормунганд.
— Да, точно! В тот день.
— Мой брат погрузился в сон и до сих пор не очнулся.
Гарриетт закусил губу.
— Тем не менее, — сказал он, — могу я поговорить с вами?
— Пшел вон, проходимец, — цыкнул один из стражей.
— Я и сам хотел искать тебя. Поговорим, — медленно сказал Йормунганд.
— Его не велено пущать, — заявил второй страж, кривой на один глаз. Йормунганд лишь мельком взглянул в его лицо.
— Тогда, может, господин желает посмотреть город и выпить пива? Я знаю отличное место, — нашелся Гарриетт.
— Лучшее пиво в «Чудесной корове», — хохотнул страж, — Но тебя туда, оборвыш, не пустят.
Йормунганд не носил при себе денег, да и выходить одному, без сопровождения он опасался. Фенрир бы сбежал в город не раздумывая, Хель, окажись Гарриетт в ее вкусе, тоже. Йормунганд потер подбородок.
— Я пошлю за деньгами, — сказал он.
— Я угощаю, — ответил Гарриетт. — А такого знатного господина пустят хоть куда, хоть в «Корову», хоть не в «Корову».
— Хех, смотрите, чтобы он вас не зарезал, — сказал охранник.