Теперь, как и обещали, проходим буквально 50 метров по Канатной от Еврейской к дому по Канатной, № 28. На доме целых две мемориальные доски. Одна сообщает, что в здании жил македонский учёный и культурно-национальный деятель Крсте Петков Мисирков, а вторая посвящена нашему герою: «Здесь в 1891–1893 гг. жил и работал великий еврейский писатель ШОЛОМ-АЛЕЙХЕМ (Шолом Нохумович Рабинович) 1859–1916». Сам дом весьма красивый: изящные ажурные балкончики по обе стороны от пары мощных эркеров, восточного стиля окна в самих эркерах, множество колонн на уровне второго этажа. Впечатление портит отвратительное (другого слова не подберёшь) состояние фасада. Интересно, что подумала, рассматривая этот фасад, внучка писателя Белла Михайловна Койфман (Бел Кауфман)[583], когда в 1998-м году (в 87 лет, кстати) прилетала в Одессу открывать мемориальную доску своему дедушке?
Сам Шолом-Алейхем просто отремонтировал бы дом за свой счёт. Он очень легко расставался с деньгами, в результате чего растратил состояние, унаследованное от тестя. Недаром Элимелех[584] Лоев так противился браку дочери Годл (Ольги) и её репетитора. Просто классический сюжет для романа – в том числе для недописанного автобиографического романа «С ярмарки».
Грустный факт одесской топонимики: у нас уже нет ни улицы Мойхер-Сфорима, ни улицы Шолом-Алейхема. Первое название, как мы отмечали, «продержалось» с 1928-го по 1941-й год[585], а вот второе существовало также с 1928-го по 1941-й, но потом ещё с января 1950-го по май 1995-го. Теперь это снова Мясоедовская улица – там был большой участок одесского мещанина, владельца пивного и квасного производства Дементия Мясоедова ещё в первой трети XIX века. Возвращение названия по такому основанию, на наш взгляд, сомнительно. Шолом-Алейхем Киев именовал «Егупец», а вот Одессу любил и в своих произведениях не переименовывал. Но в Киеве и Москве ему есть даже памятники, свыше 20 городов Российской Федерации, Украины, Молдавии назвали улицы в его честь, а Одесса, наоборот, лишилась и того, что было. Нехорошо, ребята!
Тем более что на этой улице расположена знаменитая Еврейская больница, основанная ещё в 1800-м году (!) и по сей день действующая как городская клиническая больница № 1 (sic!). А ещё в доме № 26 по Шолом-Алейхема был иллюзион (кинотеатр) «Слон», где после закрытия «Гамбринуса» играл купринский Сашка-музыкант.
Но вернёмся к Шолом-Алейхему. От отца ему досталась стандартная еврейская фамилия Рабинович и имя[586]- отчество Шолом Нохумович (в грецизированном варианте – Соломон Наумович). От имени Шолом уже «рукой подать» до говорящего псевдонима «шолом алейхем», то есть «мир вам». Оборот, понятный, кстати, всем потомкам Авраама, включая арабский мир (арабы произносят «салям алейкум»).
Мы начали нашу экскурсию от дома Гоголя с тем убеждением, что от него можно проложить ментальный маршрут к любому писателю. В данном случае это легко подтвердить, сопоставив творчество Шолом-Алейхема и знаменитую фразу из поэмы «Мёртвые души»: «
Главная черта Шолом-Алейхема, определившая всё его творчество – доброта. Это тем удивительнее, что перипетии его биографии не способствовали доминированию такой черты, даже если она и была в него заложена при рождении. Его отец – состоятельный человек в момент рождения сына – разорился, после чего семья вернулась из местечка Воронково (прототип будущей Касриловки) в Переяславль, где писатель и родился в марте 1859-го года. В 13 лет он лишился матери (а мачеха ругала приёмных детей так часто и впечатляюще, что немало её реплик он потом вложил в уста разгневанных своих персонажей), потом ему отказали в браке с любимой девушкой и он расстался с ней. Через четыре года – в 1883-м – Голда Лоева вопреки воле отца вышла замуж за своего домашнего учителя. Вот тут, наверное, у Шолом-Алейхема и появилось чувство, проходящее и через жизнь и через творчество: в итоге всё будет хорошо. Кстати, у них родились шесть детей.
Когда в 1885-м году тесть писателя умер, Шолом-Алейхем стал богат. Но ненадолго. Игры на бирже, коммерческие дела в Киеве, финансирование литературных проектов – и скорый финансовый крах. С 1890-го Шолом-Алейхем в бегах от кредиторов: Черновцы, Одесса (первый приезд), Париж и Вена – нам бы так «побегать». В 1893-м, когда тёща собрала остатки состояния мужа и помогла вернуть долги, он вернулся в Киев. Да, у Шолом-Алейхема была настоящая еврейская тёща, а не какая-то там мадам Петухова, спрятавшая бриллианты в стул под тем «надуманным» предлогом, что Ипполит Матвеевич Воробьянинов «
Самое смешное, что после этого Шолом-Алейхем в Киеве снова занимается биржевой деятельностью. С мая 1908-го года Шолом-Алейхем уже серьёзно болен туберкулёзом, но и это мрачное обстоятельство не изменяет его оптимистического и доброго характера. До последних дней жизни он очень интенсивно работает, бесконечно разъезжает и встречается с читателями-почитателями, число которых растёт как снежный ком. Только в последний год жизни, переехав в СГА, где к тому времени уже была громадная идишская община[588], Шолом-Алейхем посетил Кливленд, Детройт, Цинциннати, а также Торонто и Монреаль. Если Семёна Фруга хоронили все евреи Одессы, то Шолом-Алейхема в мае 1916-го хоронил весь еврейский Нъю-Йорк: еврейские предприятия города просто закрылись в этот день.
Как у каждого настоящего писателя, у Шолом-Алейхема «всё идёт в работу». Неуспех в бизнесе дал замечательный материал для цикла «Менахем- Мендл». Если у Ильфа и Петрова отец Фёдор – стяжатель[589], то переписка незадачливого биржевика с его женой Шейне-Шейндл[590] рождает – впервые в еврейской литературе – образ «человека воздуха», трогательный и очень
