По следам литераторов. Кое-что за Одессу

иллюзиям, иначе «время больших ожиданий» станет «концом прекрасной эпохи», а за ним с неизбежностью придут «окаянные дни»[649].

Фраза, приписываемая Чёрчиллу (на самом деле принадлежащая американскому экономисту Джеймсу Фримэну Сэмюэлевичу Кларку[650]) «Политик думает о следующих выборах; государственный деятель – о следующем поколении[651]», парадоксальным образом делала всех активистов сионистского движения в Палестине государственными деятелями. Самого государства ещё не было – но и выборов тоже не было. Тем не менее «стандартные» сионисты и сионисты-ревизионисты Жаботинского, чьё организационное оформление мы хронологически рассмотрели ранее, расходились во всём.

Жаботинский считал, что никакое добровольное участие в подпольных отрядах самообороны не заменит обучения в регулярной британской армии, поэтому национальные вооружённые силы нужно создавать под патронатом Британии (мы упоминали идею «седьмого доминиона»). Лидеры же «Хаганы» действовали по совету булгаковского Воланда: «Никогда и ничего не просите. Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!» Так и получилось, когда армия Роммеля рвалась к Суэцкому каналу…

Жаботинский предлагал бороться с антисемитской местной администрацией, апеллируя к «честному и благородному» [652] общественному мнению метрополии, к мнению великой демократической британской нации. А прибывшие из местечек России недоверчивые евреи интуитивно чувствовали, что эта администрация выражает настроения самых свободных британцев, готовых в любой момент отказаться от чересчур инициативных евреев-союзников в пользу более понятной – хоть и отсталой – арабской общины.

Уступки еврейского руководства британцам казались Жаботинскому столь же унизительными, как слабость кишинёвских евреев во время погрома 1903- го года. Он непрерывно протестовал против этого, как европейский политический деятель, чувствовавший себя равным любому британскому гражданину.

А ещё он протестовал против лидерства левых рабочих партий и организаций в Палестине. Приводя старинный библейский запрет на ношение одежды из ткани, содержащей нити и животного, и растительного происхождения[653], Жаботинский считал, что классовая борьба подрывает национальное единство. Его лозунг был: «только одно знамя!»

Всё это замечательные постулаты человека, для которого правда выше выгоды. Эти постулаты прекрасно воспринимали европейские евреи, но идеи Жаботинского не находили поддержки большинства жителей Палестины. Их устраивали левые лидеры. И это оказалось удивительно выгодно в исторический день 1947–11–29. Тогда, как мы уже упоминали, план образования на территории Палестины двух государств поддержали 33 страны. Полагаем, что пять голосов (СССР, Украина, Белоруссия, Польша, Чехословакия) получены из-за убеждения Сталина, что Израиль станет социалистическим. Для принятия резолюции ООН требовалось две трети проголосовавших (не считая воздержавшихся). Кроме 10 арабских стран, против проголосовали Греция, Индия и Куба. При таких результатах для создания Государства Израиль было достаточно 26 голосов «за». Однако если бы упомянутые пять стран проголосовали «против», то результат был бы: 28 – «за» и 18 – «против», то есть резолюция никак не набрала бы нужного числа голосов. И, повторимся, нарастающая «Холодная война» вообще исключила бы возможность синхронного голосования СССР и СГА по столь принципиальному вопросу. Так идейные противники Жаботинского – палестинские «левые» – осуществили главную идею его жизни.

А вот самые большие «прорывы» в сложных арабо-израильских отношениях[654] смогли осуществить именно его политические ученики – политики «правого» лагеря». Этот парадокс литератор Михаил Рувимович Хейфец объясняет так: «в переговорах с такими деятелями арабы не ощущали «европейского презрения к азиатам», понимали, что перед ними враги, но те, которые не боятся, в коленках не ослабнут, однако с уважением отнесутся к упорству и самопожертвованию восточного противника» [655].

В детстве нам рассказывали, что председатель Совета народных комиссаров Владимир Ильич Ульянов (Ленин) в самые драматичные дни гражданской войны говорил: «Надо посоветоваться с Марксом!»[656] Не знаем, советовались ли и советуются ли сейчас лидеры современного Израиля с Жаботинским. Его идеи про взаимоотношения с арабским миром, изложенные в программных статьях «О железной стене» и «Этика железной стены», представляются актуальными и сейчас, почти через сто лет после формулирования. А его представления о морали и честности сейчас кажутся всё ещё опережающими время: «Каждое ваше слово должно быть честным словом, и каждое честное слово – твёрдым, как скала».

В Одессе улица Жаботинского появилась в феврале 1996-го года. К сожалению, расположена она далеко от центра, хотя до революции называлась Царской – поразительная шутка нашей топонимики. В Израиле практически нет населённых пунктов без улицы Жаботинского. Это даже обыграно в израильском сериале «Военнопленные»[657]. Герой, желая обмануть арабов, держащих его в плену, сообщает, что живёт в таком-то населённом пункте на улице Жаботинского. По возвращении из плена он печально-иронично говорит родным: «Как вы думаете, в каком городе нет улицы Жаботинского? Только в том, который я им назвал…»

Жаботинский был, повторимся, человеком будущего, но по яркости и многообразию талантов соответствовал и титанам Возрождения.

Именно в эпоху Возрождения великий скульптор и архитектор[658] Филиппо Брунеллески открыл оптическую перспективу; революционное открытие, позволившее не только правильно рисовать, но и верно чертить будущие постройки. В оптической перспективе, как