— Тоді знов за рибу гроші. Чи несете ви і ваші колеги політичну та іншу відповідальність за те, що навіть не спробували? Ми могли заблокувати паромну переправу, підірвавши її, заблокувати берег…
— 18 лютого мені подзвонили і доповіли, скільки бортів ГЛІВ прилетіли під Новоросійськ з ВДВ. 7 бортів. Для чого вони прилетіли?
Навіть так скажу: деякі великі журналісти, не буду називати їхні прізвища, коли я попереджав, що буде захоплення Криму (це коли ще Майдан був), мені сказали, що ми, військові, взагалі відстали від реального життя. І на раді Майдану я казав, що буде захоплення Криму. Мені відповіли, що я відстав на все життя, що у них підписані всі договори. А я все життя прожив у Криму і знав, до чого йде. І коли все це сталося, я подав рапорт на звільнення в запас з морально-етичних причин. Януковичу я сказав, що з ним служити не буду, своїм офіцерам сказав, що бандитам честь не віддаю. І я виконав те, що сказав: в Севастополі я ходив до штабу, як на роботу, але не працював.
В сети, во многих украинских СМИ сохранились десятки свидетельств украинских военных о том, что они ждали приказ. Так, в частности, в программе «Право на владу» от 25 февраля 2016 года в ответ на реплику Арсена Авакова о том, что украинские военные были деморализованы, командир горно- пехотного батальона 36-й бригады береговой охраны Юрий Головашенко отреагировал довольно резко: «Мы постоянно проводили учения, много раз выходили по тревоге со всей техникой и боекомплектами. Батальон был укомплектован контрактниками, и утверждать, что в Крыму не было подготовленных войск, — это неправда!!»
Надо сказать, что в тот момент в Крыму находились отправленный туда еще в конце января Заманой 25-й полк и два подразделения спецназа из Кировограда. Они проходили курс подготовки в Перевальном. Многие эксперты считали, что 5–6 тысяч преданных Украине военных можно было задействовать, чтобы нейтрализовать казачков, которые пытались контролировать перешейки — Армянск, Перекопск и т. д.
Рефат Чубаров наблюдал агонию украинской армии собственными глазами:
— До какого числа вы были в Крыму?
— В конце июня 2014 года я выехал в Баку, где проходила сессия Парламентской Ассамблеи ОБСЕ. Вместе с украинскими правозащитниками мы провели ряд мероприятий и встреч, посвященных положению с правами человека в оккупированном Крыму 3–5 июля 2014 года мы провели выездное заседание Меджлиса крымско-татарского народа в Геническе (Херсонская область). При въезде в Крым 5 июля 2014 года меня задержали вначале сотрудники оккупационной прокуратуры во главе с Поклонской, а затем прибывшие к месту задержания представители ФСБ РФ зачитали уведомление о запрете «въезжать на территорию России сроком на 5 лет». Мои возражения о том, что Крым не является территорией России и я въезжаю к себе домой, понятно, остались без реагирования.
— Вы были вплоть до аннексии, видели, происходит хоть какое-то вооруженное сопротивление или вообще не происходит? Все до единого военные чиновники говорят: «Не было никакого ресурса. Все предали, никто не хотел стрелять, никто не хотел воевать». Насколько это соответствует действительности?
— Мне трудно говорить о военных. Я действительно не знаю всех нюансов и особенностей ситуации. Тем более применительно к каждой воинской части. Я тоже слышу отголоски, о закрытии оружейных комнат, знаю, что было очень много предательства среди военных, в каждой части были явные предатели, и, видимо, русские этим очень хорошо манипулировали. Каждый командир знал, что любое его распоряжение будет уже через полчаса известно русским. Кроме того, у них же у всех были контакты с россиянами, приходили ФСБшники, у некоторых были чуть ли не однокурсники… Они говорили: «Не дури! Узнают, что ты велел оружие, опечатанное в оружейной комнате, раздать и держать при себе. Не делай этого. У тебя семья, дети…» Почемуу нихне было команды, об этом тоже надо говорить с генералами.
Я точно знаю другое: особенно первые недели я прилагал неимоверные усилия, чтобы удержать горячие головы из нашей молодежи, особенно возраста 22–23 года, которые ничего в жизни не видели. Эти молодые люди родились и выросли в независимой Украине. Эти ребята горели. Они просили у меня, требовали, чтобы я дал команду, чтобы они могли выступить. Когда я спрашивал, с чем они будут выступать, они мне рассказывали сказки про биты, цепи и тому подобное. Одновременно мы же тоже пытались предусмотреть различные варианты поведения российских солдат и других карательных органов по отношению к крымским татарам. Я опасался, что они устроят какую-то жуткую провокацию, скажем, совершат жестокое убийство русской семьи, потом «найдут» убийц, которые, понятно, окажутся крымскими татарами. Как следствие, манипулируемое ФСБшниками русскоязычное население под прикрытием крымской самообороны кинется в поселки крымских татар. Стрельба, поджоги домов, кровь… Введение русских войск в поселки крымских татар, снос домов, показательные расстрелы «боевиков, отказывающихся сложить оружие…. Возможность такого развития событий в Крыму мне тогда казалась очевидной…
Ситуация утяжелялась еще и тем, что подавляющее большинство крымских татар в Крыму проживает в смешанных по этническому составу населенных пунктах. То, что вчера казалось абсолютно нормальным, вдруг, с вступлением русских войск, стало восприниматься по-другому. Вновь возвратились недоверие, настороженность по отношению друг другу.
Я и мои коллеги понимали, что если сейчас спецслужбы России устроят некое ужасное побоище, то из Крыма потянется на материковую часть Украины половина Крыма… Для нас, крымских татар, это было бы катастрофой. И тогда, опираясь на согласие Меджлиса, я дал распоряжение, чтобы
