Половецкий князек, попервых даже не думал вести тумены на Русь. Кочевал у самой границы и в ус не дул, жизни радовался. Как рассказал старейшина куреня, взятый при штурме в плен, со стороны урусов в княжеский кош пожаловал отряд северных бойцов. Привел его однорукий витязь. Звонкой монетой заплатил за набег на дальний погост и скрылся, будто растворился в степи. Старейшины противились, зная про крутой характер черниговского властелина, но князь настоял, и в конечном итоге, привел под стены погоста несколько близкородственных семей, объединенных в патриархальный для половцев курень. Это была в какой-то мере, даже орда. К тысяче конных степняков куреня, экипированных кольчугами, шоломами и щитами, вооруженных клинками, топориками, луками и сулицами, каждый воин имел при себе еще и волосяной аркан, присоединились на время похода полторы тысячи «диких половцев», кочевавших на то время вблизи русских границ, вооруженных разномастно. Присоединившиеся аилы, никаким родством между собой связаны не были. Пришли ради поживы. А еще в состав такого воинства вошли и подразделения пехоты, причем, весьма воинственной, презирающей смерть. Полукочевое воинственное население Дикого поля, вольница, тоже решили вкусить халявы. Откуда только про поход прознали? Эти допекали Лихого и его подчиненный контингент больше всех иных. Вот и получалось по подсчетам Егора, что против населения погоста, которое вместе с жителями укрывшихся за стенами сел и весей, составляло не более тысячи двухсот — тысячи четырехсот человек, взрослых обоего пола, первоначально противостояли добрых три тысячи головорезов. А еще, в половецком стане Лис приметил однорукого и пару данов, которых запомнил по захвату на постоялом дворе. Что сие могло означать?
Посторонние мысли схлынули в потаенные уголки памяти, когда сотни стрел, с горящей паклей, примотанной к наконечникам, выпущенных на скаку с седла понеслись к частоколу стены. Половецкие сотни промелькнули почти у самого рва, теперь больше похожего на канаву, не представлявшую особой защиты.
— Всем за стену!, — повышая голос, приказал Егор. — Как полезут, бить нападающих из луков. Наблюдателям не зевать! Штурм проспите.
Свесившись с помоста, нашел глазами женщину, габариты которой внушали уважение. Бой-баба из-за кучи мусора и обгорелой древесины смотрела на него.
— Чернава, — прокричал, надрывая горло в шуме людского гомона. — Будь готова с бабским воинством начать тушение пожаров!
— Мы свой урок ведаем, боярич. Вы сами на стенах не оплошайте!, — послышался ответ.
Погостное оборонительное сооружение представляло собой круглое городище с валом и рвом, внутри имевшее детинец. К этому времени рвы уже были завалены, а валы — основа которых состояла из деревянных срубов, забитых землей, основательно попорчена огнем. На валу еще держались наземные деревянные конструкции частокола. Лиходеев очень жалел, что боевых башен городище не имело, роль площадок для стрелков играла заборола — боевые площадки с брустверами вверху стены и с местом для размещения воинов.
Со стены хорошо видно, как впереди основных сил бежала, закрываясь щитами, перенося на руках лестницы, штурмовая колонна вольных степняков, за ними по пятам двигалась толпа пеших половцев, непрерывно пуская стрелы в защитников погоста. По действиям противника, Лиходеев узнал в них "диких", а значит, основной удар придется по боярину. Он уже привык к тому, что штурмующие выкрикивают "Ура!", в более поздние для страны времена, боевой клич русской армии. Колонна прошла пепелища посадов, вот-вот приблизится к самой стене.
«Не остановить!», — встрял в мозг своим умозаключением Лука.
— Стрелами бей, сукиных детей!, — скорее взревел, чем выкрикнул Лихой.
Всего лишь за сутки он правдами и неправдами приучил подчиненных действовать только по приказу, да это было не так уж и сложно. Профессиональных воинов на участке его ответственности было десятка два, и те "молодняк", остальные горожане, смерды, заезжие купцы со своей челядью, да его небольшой отряд. Егор сколотил из разношерстного народа подразделения по типу отделений, назначил старших, и железной рукой привел всех в боевое состояние, нарезав каждому отделению по небольшому участку обороны. Единственно кого не задействовал, так это Илью. Заставил его присматривать за Ладославой, все время порывавшейся поучаствовать в чужой войне.
Прежде чем лестницы неприятеля наткнулись на заостренные концы частокола, стрелы русичей собрали малую часть жатвы с поля брани. Половецкие анархисты, держа над головой щиты, полезли на пятиметровую стену, снизу их атаку поддержали лучники противника.
— Принимай поганых!, — подал команду Лиходеев.
Наверху у каждой лестницы сгруппировались подразделения. Приемка осуществлялась следующим образом: основной, орудуя длинной пикой, сталкивал напиравших врагов, двое по бокам, защищали щитами его и себя от стрел, остальной контингент работал на подхвате, где стрельнуть, где уколоть, а то и срубить. Так и отбивались.
На сей раз напор был гораздо сильней, чем прошлые. Дикие остервенело цеплялись за каждую пядь стены, в одном месте смяли оборону, и в заборолу полезла масса неприятеля одетого в кожу и шкуры, расширяя проход, освобождая место у других лестниц. Торжествующие вопли, крики, и стоны поверженных, оповестили о том, что враг прорвался не по-детски. Сутолока боя, кровь, смешение бойцов в тесноте проходов, дикий ор. Рядом с Лихим, стоял спина к спине Вторуша . Он, как медведь-шатун напоровшийся на стаю волков, кромсал их топором, отбрасывал в стороны, крутился на месте уходя от ударов.
— Гыть!
— А-а-а!
