– Туда надо было послать попов, а не матросов, – продолжает Сердобольный.
– Да, это я тоже заметил, что тут дело нечисто и было какое-то колдовство! – серьезно и с возмущением сказал Джон. – Не могло быть, чтобы русские нас разбили!
– Русские – христиане? Ты не знаешь? – спросил кто-то.
– Черт их побери! – отвечал раненный в ногу.
– Явно тут нечистая сила! – продолжал худой и долговязый. – Хочешь его заколоть, а он выбивает ружье из рук!
– Вот это верно! – подхватил молоденький матрос. – Я не знаю как, но в самый нужный момент так получилось, что у меня исчезло ружье.
– Ты, парень, шутишь, – оборвал его матрос постарше. – Или ты из молодых, да ранний?
– А где твое ружье? Что же, ты сам его потерял?
– Я бросил свое в воду, и оно не достанется врагу. Я не мог плыть. А ты бросил свое где-то на берегу и бежал с пустыми руками.
– Что спорить? Явное колдовство! Я сам видел ведьму и хотел ее подстрелить. В руках у нее был горшок в тряпке. Полагая, что это леди, я бил по ногам, кажется прорешитил ей всю юбку, но ей хоть бы что!
– А мы стали отстреливаться, когда на нас бежали русские, – говорил согнувшийся белокурый матрос, перевязывавший ногу товарища, – и вдруг все переменилось. Оказывается, на нас бегут свои, в красных мундирах, и они стали нас же колоть. Это так поразило нас, что мы бросились бежать.
– Вот видите, – подхватил Сердобольный.
– Это глупости!
– Какие глупости, – вмешался в разговор старый матрос, – когда мне все время кто-то заворачивал дуло, когда я целился. Это бывает, есть такие места, говорят, на Мадагаскаре.
– Мне тоже не понравилось тут с самого начала, когда еще подходили. Кажется, сам черт раскинул шатры на этой Камчатке.
– Мне еще один американец все это предсказывал во Фриско и уверял, что лучше не ходить, хорошего ничего не получится. Но я ответил, что все-таки пойду, – говорил Сердобольный с таким видом, словно он был капитаном «Президента» и все решал.
– Что же ты, отдал бы приказание.
– Да, по рождению я должен быть в больших чинах, если бы не клевета, которой я до сих пор не могу опровергнуть!
– Еще наши тупые и безмозглые офицеры! Совсем не так надо было!
Джон очень сожалел о товарищах и о корабле. Так обидно и жалко свой экипаж и свой фрегат. На палубе лужи крови, она пробита в нескольких местах. У борта все обгорело, есть пробоины. А какой был красавец фрегат! Как, бывало, всех других превосходил он…
Джон – дельный, толковый, грамотный. Он работал на фабрике, пожелал видеть свет, уж слишком был сильный, красивый и способный ко всему, жаль было похоронить себя навеки в угольной пыли!
На флоте не оказалось того, что обещали на своих картинах вербовщики. Там матросу сулили путешествия, веселую жизнь с бокалом в руке и с девицей на коленях! О нет! Вместо девиц какие-то стервы, которые обгрызают тебя, как волчицы. Понемногу Джон свыкся, втянулся в службу. У него был престиж в матросском обществе. Но тяжела служба. Да еще вдобавок такой разгром, когда из истории известно, что английский флот не терпел поражений и не может быть разбит. Как все это случилось? Столько мертвых, переломанных костей, крови, порчи судов, погибших, потерянных хороших вещей! Знамя потеряли! Паркер убит. А почему Прайс застрелился? Явная чертовщина.
Общественное мнение определенно говорит, что воевать тут больше нечего да и не из-за чего. Там нет ничего у них в городе. Какие там меха? Нечего воевать с ведьмами и нечистой силой. Пусть лезут в десант попы и офицеры. Пастор что-то объяснял после боя, но его слушать никто не хотел, и все проходили мимо. Поздно он спохватился! Это предатель, а не пастор! Да еще надо приниматься за работу, все исправлять, доков здесь нет, а русские могут совсем переломать все, если офицеры столь глупы! Некогда слушать басни!
…Завойко приказал явиться к себе попу и дьякону и задал им «распеканцию».
– Я сам молился о ниспослании победы и благодарю Бога, что он услышал молитвы, но запрещаю вам объяснять победу тем, что впереди стрелковых партий летели ангелы. И это я говорю вам потому, что этого не может быть, и еще потому, что враг потерял шестьсот человек, а мы триста, и не можем убрать убитых, которые повсюду, и их надо хоронить с почестями, как подобает героям, и, не глумясь над телами врагов, с честью похоронить их! Значит, у врага еще есть много войска и мы должны ждать третьего приступа. И солдат должен надеяться на себя и на свою силу и верить в бога, но не рассчитывать, что вылетит из-за сопки ангел и поразит того, кого он сам должен застрелить или заколоть штыком.
Собраны были все брошенные противником штуцера и патроны к ним. Наутро нашлись охотники, которые ныряли в воду и смотрели, где же утопленные ружья. Некоторые доставали штуцера, а один – офицерскую саблю, выброшенную в воду вместе с сумкой и мундиром.
С утра съезжались вдовы и дети убитых из деревень Коряки и Авача. Всюду слышались рыдания, вопли.
Маркешка стоял на часах у лагеря. Сегодня баркасы с убитыми пошли от фрегатов в Тарью.
На вражеской эскадре спозаранку стук – починяются. У нас к вечеру под Никольской сопкой вырос огромный холм братской могилы.
Прапорщик Николай Можайский со своими матросами строит новую батарею на седловине. Инженеров нет, оба ранены, отлеживаются.
