Эрвин аж сморгнул. Настолько неожиданно было услышать это сейчас. Тихий голос, жесткий земной говорок. Поднял глаза — и сморгнул второй раз от удивления. С первого взгляда показалось, что перед ним пожилой и очень вежливый негр. Потом понял, обругал сам себя. Сморгнул в третий раз, прогоняя с глаз дурную иллюзию. У местных кожа или зеркальная, сверкающая на солнце, или, как у Станислава, белая, оттенком в перламутр или свежее молоко. Стоит привыкнуть — и обычный земной загар воспринимается глубоко черным. Эрвин сморгнул в третий раз, пригляделся — перед ним просто обожженный местным солнцем землянин. Вполне европейской внешности, невысокий, давно немолодой. Даже старый уже — лицо высохло и покрылось морщинами, руки — тонкие, в сетке вен. Бесформенная накидка на плечах. Черная. И золотой крест.
«Осторожно», — одернул он себя, сообразив, что смотрит на иезуита.
— Так не из Витебска? — спросил тот, вздохнув осторожно присаживаясь на корягу напротив.
— Нет. Вообще не с Земли, с Семицветья.
— Жалко… Я вот из Витебска… только сто лет там не был. Думал спросить — как там. Отец Вениамин, местный куратор от ордена. Собор достроят — настоятелем буду. Если, конечно, доживу. Хуан все перестраивать рвется.
— Эрвин Штакельберг, волонтер флота, — представился Эрвин, дивясь — люди, по слухам, отжавшие на себя планету рисовались ему совсем иначе. В воображении.
— Да говорили уже. Был на выселках, услышал — приехал. Редко тут земляне проезжают, поговорить не с кем… Уж простите старика — сто лет дома не был, ностальгия замучила. Даже забыл как выглядит снег. В прошлом году съездить хотел — да в конрегации Сан Торреса потеряли направление. Случайно… может быть в этом году, говорят. А тут даже на Рождество снега нет… — говорил отец Вениамин меж тем. Медленно, смотря мимо Эрвина — на закат и непонятно чему улыбаясь. Мечтательно так. Вспоминал, наверное… белый снег, елку в гирляндах и горку залитую льдом… Эрвин невольно поежился.
— И как вас сюда занесло? — спросил Вениамин вдруг, разом стряхнув мечтания. Сузились, собрались в щелку серые внимательные глаза. Эрвин — третий раз на дню — рассказал. Как есть, надеясь что у старика найдутся к церковному начальству ходы — выходы. Хотя вряд ли…
— Понятно… — подвел итог его рассказу отец, — значит, опять Дювалье… Ну что же, молодой человек, не вы первый, не вы последний. Привыкните. Старого Яго видели, с Хуаном сработались, гляжу…
— Сработались, — кивнул Эрвин, не удержавшись — еще раз скосив глаз на серый круг свежепоставленного амбара. Стоял прочно.
— Чудес нагляделись, с местными порядками познакомились.
При слове «порядки» Эрвин невольно усмехнулся:
— Хороши порядки — шагу по берегу пройти не успел — уже три жены на шее…
— Голь на выдумки хитра. Местные до государства не додумались, у них одна семья на все про все… Наши отцы — первые, что сюда приехали — обрадовались было. Прямо рай… Только потом заметили, что семьи здесь хитрые. Но пока не поделаешь ничего. Пока. Обычай — дело такое, просто так их не устроишь и моментом не изведешь. Слышал, ваша старшая с птицами говорит?
— А что? Не потерпи ворожею? — аккуратно переспросил Эрвин, разом собравшись. Мало ли что, вдруг здесь охота на ведьм в обычае.
— Не цитируйте, чего не знаете, молодой человек. Ветхий завет потому и ветхий, что человечество немного научилось с тех времен.
Эрвин пожал плечами и закурил. Спорить было лень, хоть и нужно — после туманного леса, мятой сотни и Мииной, располосованной в клетку спины. Нужно, но глупо, лучше послушать, что иезуит говорит. А он говорил.
— … Вначале вспомним ветхий завет, «не потерпи ворожею» и оставим старого Яго одного и без оружия. И сотрясателю «приятного аппетита» сказать не забудем, когда он сюда жрать придет. Не волнуйтесь молодой человек, мы это проходили уже. Нет, если бы вы с Хуана не пять мешков попросили, птицам на пропитание, а пятьдесят и на продажу — я бы вам инквизицию устроил, в лучших традициях. А пока — насчет этого не волнуйтесь. У нас, если хотите, строгое указание — считать то, что здесь творится фактом научным, пусть и не объясненным пока. Правда кажется мне, что ученые местные наоборот думают. Все наши гранты в собор святого Франциска перетаскали. На свечки. Ну и бог с ними, я вам про другое сказать хотел…
Тут дед оглянулся — быстро, зорко стрельнул глазами по сторонам. Должно быть заметил кого — нахмурился, вздохнул сурово под нос и продолжил:
— Обычай — вещь хитрая. Хорошо, когда он адекватен реальности. Тогда он нужен, да и фиг с ним чего сделаешь. А ставший неадекватным — отмирает сам собой, отпадет, как кора на дереве. Только иные отмирают больно медленно.
— Когда я сюда приехал, лет не помню сколько назад — тут не только семьи хитрые были. Тут еще и право первой ночи цвело и пахло вовсю. Деревень вроде нашей Фиделиты не было, те, что были — дышали на ладан. Драконы летали, Сотрясатели ходили чуть не по головам. И бандиты — табуном, слава нашей федерации. Креме старого Яго — он тогда молодой был совсем, помню… Кроме Яго и таких как он комманданте — другой защиты у людей и не было. Тогда — не было, сейчас есть. Вот и отмерло. Только… В общем — просьба к вам у меня.
.. — Слушаю, — ответил Эрвин пододвигаясь. Старик опять стрельнул глазами назад.
— Эту ночь посидите с вашей девушкой вне поселка, ладно? Ночи теплые, человек вы не местный, обычая не знаете — и если…
Тут старик вскочил на ноги, обернулся. Сверкнули глаза, голос громыхнул — сердито, негодующе. Уже не на Эрвина — на кого-то сзади, в кустах:
