— Ты так думаешь? — усмехнулся подменыш. — А мне вот кажется, что настоящей тут — ни одной. И тебя на самом деле никогда здесь не было, — сказал он и ласково улыбнулся, разводя руки. Меж ухоженных пальцев начало зарождаться что-то неопределимо-убийственное.
— А может, здесь никогда не было тебя? — Та, Что Сильнее, вдруг с точностью скопировала его ласковую улыбочку… и со всей дури двинула ему в челюсть.
У частого общения с разъяренным наставником определенно есть свои плюсы. И вовсе я не вспоминаю мертвого засранца с небывалой душевной теплотой!
Будь Владычица и в самом деле женщиной, удар бы ее, пожалуй, свалил. Подменыш отделался шейным хрустом и несколькими секундами удивленного ступора. Та, Что Сильнее, как раз успела вскочить на ноги, сцапать с полки вожделенный фолиант и даже начать плетение портала.
Помешала ей я — когда поняла, что портал ведет напрямую на Хеллу.
Ей было плевать на Фирса и Тамаза, а на безымянного жениха — уж и подавно. Она не боялась открывать извилистый портал сквозь все щиты и подвижные астероидные пояса, отделяющие ее от безопасности. Она добилась своего и собиралась смыться.
«Какого демона?!» — взвыла моя богиня, когда ее портал осыпался огрызками незавершенного заклинания.
«Фирса я здесь не брошу!»
«Дура!»
…Возможно, препираться стоит все же после того, как убедишься, что противник все еще неадекватен.
Подменыш страдал чем угодно, но не благородством, и вот уж его-то удар вырубил нас обеих с первой же попытки.
Время учит прислушиваться к окружающим, сопереживать им, различать оттенки и подтексты. Со временем люди становятся милосерднее и мудрее, только вот счастливым это еще никого не сделало.
Она смотрела на меня и молчала, и ее волосы в темной воде то сплетались клубком змей, то свободно колыхались, подобно длинным черным водорослям. Я никогда не носила распущенные волосы.
Ее тоже нестерпимо мучила мысль, что все могло быть иначе — ярче, справедливее, мудрее. Я могла бы родиться в другой семье, на другой планете, в другом мире; так и не узнать, каково залечивать ожоги от неудавшихся заклинаний, не видеть в каждом человеке лишь средство достижения своей цели, не просчитывать наперед любой шаг. Никогда не вдохнуть отравленные благовония, не сидеть в своей комнате, будто в темнице без окон, не метаться из угла в угол, пытаясь смириться с тем, что за меня уже все решено, и выхода нет…
И никогда не встретить Фирса. Моего упрямого, занудного, заботливого, самого родного…
Моя богиня могла бы сказать, что внутри каждого человека живет озлобленный ребенок, который точно знает — у него был шанс сделать все иначе, и у него этот шанс отняли. Он горько плачет о том, чему не суждено сбыться, воет в голос, яростный и беспомощный, и те, кто говорит, что нужно уметь видеть маленькие радости в окружающем мире, всего-навсего разучились его слышать.
Но мы молчим — потому что я и так знаю все, что знает она.
«Ты — не сильнее. Не лучше. Ты лишь вой в моей голове».
Глава 16
Губернатор Дарлеи
Под босыми ступнями — привычная шероховатость чуть теплой древесной коры. В воздухе пахнет снежной свежестью и едва ощутимо — смолой. Ствол Древа Жизни так далеко, что виден, только если напряженно прищуриться: тогда он величественно выплывает из вьюжной темноты, огромный и недостижимый. Тонкие нити чужих душ над головой сплетаются в единую канву, и отсюда кажется, что светится и пульсирует все небо.
Я еще никогда не была так глубоко.
Корни Великого Древа — массивные, переплетающиеся в сложную живую сеть, — здесь плавно изгибаются, спускаясь в спокойную темную воду, в которой не отражаются ни тоненькие ниточки, ни вьюга, ни даже вездесущие ветви. Так странно… в существование Леты, реки, куда осыпаются отмершие души, не верили даже в моей Гильдии.
Что ж, теперь я увидела ее своими глазами, — а Та, Что Сильнее, еще и искупнуться умудрилась.
«Все же сильнее?» — подначивающе улыбается она. Ее волосы развеваются по течению, руки безвольно всплывают на поверхность.
«Нет», — обреченно вздыхаю я. Если ей так хочется бросить отвергшего ее художника на произвол судьбы — сильнее придется быть мне.
Ее руки — такие же бледные, как мои, с непропорционально маленькой ладонью и тонкими, но сильными пальцами. Волосы — той же длины, но на тон темнее, и в воде кажутся иссиня-черными — именно тот оттенок, который я хотела раньше, когда цвет еще не потерял всякое значение. Черты лица чуть резче, глаза — немного другого разреза. Она красива даже сейчас, с посиневшими от холода губами и безнадежной злостью во взгляде. А я… наверное, оно
