отрицал, что кто-либо заранее мог знать о его выборе и, следовательно, изготовить дубликат.
Следующую гипотезу, согласно которой оттиск сделали по лекалу, быстро опровергла экспертиза. Дверь опечатали настоящей монетой, а не копией. Осталась возможность подмены коллекционного экземпляра после того, как жертву заперли. Артур был непреклонен и упорствовал, что со времени, когда мы придавили воск, монета ни на миг не вынималась из его внутреннего кармана, который он то и дело ощупывал.
К счастью, у самого Артура оказалось железное алиби. Между девятью и десятью вечера – приблизительное время преступления, как утверждал полицейский врач, – он ни разу не оставался один. Разумеется, это не исключало наличия сообщника. Из многочисленных хроник тут же выудили забытые дела, в которых отец убивает сына. Однако в нынешнем происшествии не нашлось ни единого намека на какой-нибудь мотив. Теория о безумии тоже ничем не подкреплялась. Артур явно был личностью уравновешенной.
В общем, к моменту прибытия старшего инспектора полиция совершенно растерялась. Успех Дрю последних трех лет выражался в его спокойной уверенности в каждом жесте. Тех, кто считал себя единственными людьми, способными найти правду, он лишь одаривал снисходительной улыбкой. Сам же инспектор, бегло обследовав чердак, самодовольно резюмировал:
– Если свидетели не врут, имеются только две возможности. Первая: мистер Уайт убил сына руками сообщника. Однако вряд ли это стоит рассматривать всерьез, слишком уж просто. А вот вторая гипотеза, наверное, покажется вам необычной.
После трех лет отсутствия Генри возвращается в родную деревню и проникает в дом Латимеров или – как вы там его называете? – дом Дарнли? Так вот, Уайт-младший прячется в холле и нападает на мистера Латимера, когда тот спускается. Затем надевает его пальто и шляпу, после чего поднимается на чердак, изменив походку. Давайте пока не будем задаваться вопросом, зачем ему это понадобилось. Он открывает окно и впускает убийцу. Понимаю, на первый взгляд наружу таким образом не выбраться, но можно вылезти на крышу, а там влезть в другое окно. Преступник закалывает Генри и уходит. А жертва перед смертью закрывает створку, и то, что казалось непонятным, приобретает сверхъестественную окраску.
Невозможные преступления всегда имеют простую основу.
– Спасибо, все безумно вкусно! Я никогда в жизни…
– Джеймс, не переигрывай. Когда ты так рассыпаешься в комплиментах, я чую подвох, – запротестовала Элизабет.
– Но Джеймс не преувеличивает, дорогая, – вмешался Джон. – Он просто адекватно оценивает твои кулинарные таланты. Многие владельцы престижных ресторанов Франции упали бы на колени, чтобы заполучить тебя к себе на кухню.
Элизабет недоверчиво посмотрела на него, не зная, как реагировать.
Сестра пригласила меня на обед через два дня после развернувшейся драмы. Такая благосклонность по отношению ко мне была крайне редким событием, поэтому догадаться, что Элизабет хочет разузнать подробности той жуткой ночи, не составило труда. Правда, даже поведать о них оказалось нелегкой задачей. Сначала сестра постоянно меня перебивала: «Джеймс! Прекрати! Ужасно! Ничего не хочу слышать! – А потом сразу же вскидывала брови: – Ну и что дальше?»
– Как считаешь, Джон? – спросила наконец успокоившаяся Элизабет.
– Я уже говорил. Исключительно вкусно.
– Я про смерть Генри!
– Не знаю, – отрешенно пробормотал Джон. – По деревне уже ходят слухи не о комнате с призраками, а о «комнате-которая-убивает». Кто-то из моих клиентов даже высказал предположение: мол, Генри прикончил мою мать, и ее дух отомстил ему. Но я не верю в привидения. Мне начинает казаться, что у нас объявился маньяк. И может быть, маму и вправду убили!
– Хватит, Джон, – простонала моя сестра. – Кончай ворошить прошлое. Подумать только, ты хотел заставить меня жить в этом доме! Кстати, – на удивление рационально продолжила она, – зачем вообще кому-то убивать твою мать? И тем более Генри?
– Может, он знал, кто в ответе за смерть миссис Дарнли, – предположил я.
– Если так, – сказал Джон, искоса глядя на меня, – то жаль, что его еще давно не порешили.
– Да.
Возникла пауза.
– Газеты писали об убийстве, но о необычных обстоятельствах умолчали, – заметила хорошо информированная Элизабет.
– Естественно, – вздохнул я. – Полиции не нужна публичность в нераскрытых делах. В последнее время их способности слишком часто критиковали.
Джон кивнул.
– А что ты думаешь о теории инспектора Дрю? – неожиданно спросил он.
– Будто Генри перед смертью закрыл окно? Нелепость какая-то. Бессмыслица.
– А я в это верю, – авторитетно вставила моя сестра. Раздраженная нашим молчанием, она повысила голос: – Зная глупое тщеславие Генри, я легко могу представить, как он разыгрывает последний трюк. Его главная цель – эффектность, такие люди даже смерть пытаются выставить в выгодном свете. Так что инспектор Дрю прав. Он действительно уловил самую суть Генри. Не зря все-таки его прозвали Психологом.
Я открыл рот, но, увидев, как Джон приложил палец к губам, промолчал.
