имен,Приятных для рабов, заманчивых для моды)Бессмертным лозунгом грядущей в мир Свободы!Будучи противником войн, будучи гуманистом, Байрон восставал и против всякой милитаристской бутафории и демагогии. Это звучит в десятках мест. Но, обличая ужасы войны, он умел разбираться в их причинах. Так, мы читаем:
Two villanous Cassacques pursued the childWith flashing eyes and weapons……And whom for this at last must we condemn?Their natures? or their sovereigns, who employAll arts to teach their subjects to destroy? (VIII, 92)Дословно:
Два свирепых казака преследовали ребенка,Со сверкающими глазами и саблями……Но кого, в конце концов, мы должны обвинять в этом?Их натуру? или их государей, употребляющихВсякие хитрости, чтобы научить своих подданных уничтожать? В моем переводе:
Два диких казака, как будто на врага,Сверкая саблями, на девочку бежали……Но кто здесь виноват? кого б мы обвиняли?Природу? иль царей, умеющих внушатьБезгласным подданным, что надо – убивать?Негодуя на ужасы войны, Байрон сочувственно говорит о проявлениях личной доблести, о воинском таланте, о пробуждении добрых чувств и т. п. В частности, говоря о Суворове и русских солдатах, он во многих местах подчеркивает эти моменты.
Вот ряд примеров (этими цитатами плюс последующие, относящиеся к другим темам, исчерпываются ВСЕ строки, где Байрон дает характеристику или оценку русских):
Suwarrow, who had small regard for tears,And not much sympathy for blood, surveyd The women……with a slight shadeOf feeling:..…sometimes a single sorrowWill touch even heroes – and such was Suwarrow (VII, 69) Дословно:Суворов, кто мало обращал внимания [букв. – «глядел»] на слезыИ мало имел сочувствия для крови, оглядел Женщин……с легкой теньюСострадания……порою единичная скорбьТрогает даже героев, – а таковым был Суворов.В моем переводе:
На слезы и на кровь Суворов далекоПодатлив не был, но…На скорбных девушек глядел, и в сером светеГлаз – тень сочувствия была……боль одного порой[125]Героев трогает. Суворов же – герой.Дальше:
…[Juan] took his place with solemnAir ’midst the rest, who kept their valiant facesAnd levell’d weapons still against the glacis. (VI, 34)Дословно:
…[Жуан] занял своем место с торжественнымВидом среди прочих, сохранявших смелые лицаИ поднятое оружие против гласиса.
В моем переводе:
Вернулся, влился в строй, где каждый, бодр и смел,На гласис вражеский свой направлял прицел.Дальше:
Cossacques were all cut…But perish’d without shivering or shaking. (VIII, 76)Дословно:
Казаки были все перерезаны…[126]Но погибли без дрожи и трепета.В моем переводе:
Их истребили всех…Но все бестрепетно удел встречали свой.Дальше:
Was made at length with those who dared to climbThe death-disgorging rampart once again. (VIII, 79)Дословно:
Оказались, наконец, вместе с теми, кто дерзнули взлезтьНа изрыгающий смерть вал еще раз.В моем переводе:
Попали наконец в тот уголок опасный,Где русским, лезущим на вал, каленый градНес гибель… Дальше:
The soldiers, who beheld him drop his point,Stoppd as if once more willing to concedeQuarter… (VIII, 117)Дословно:
Солдаты, видя, что он опустил свое лезвие,Остановились, как если бы еще раз попытались оказатьПощаду… В моем переводе:
Увидя, что клинок он опустил, солдаты Сдержали свор напор: ему был каждый рад Жизнь сохранить…
Дальше:
’Т is strange enough – the rough, tough soldiers, whoSpared neither sex nor age in their careerOf carnage, when this old man was pierced through,And lay before them with his children near,Touchd by the heroism of him they slew,Were melted for a moment… (VIII, 119)Дословно:
