Иван занял место за длинным, стоящим поодаль от других столиком и встретился взглядом с барменом, который, опершись обеими руками на стойку и ссутулив плечи, исподлобья смотрел на него. У бармена были сонные водянистые глаза с набрякшими веками, дряблое, заметно расширяющееся книзу лицо, рот, прорезанный большой скобкой, короткие толстые руки и огромный живот. Это был Рихт.
Осмотрев эту карикатурную фигуру, Лобов пальцем поманил Рихта к себе. Тот недовольно шевельнул опушёнными уголками рта и нехотя, будто предчувствуя нечто неприятное, прокосолапил к столику, став похожим на дрессированного медведя.
— Что угодно ленду? — спросил Рихт неожиданно тонким для такого грузного тела голосом. Он смотрел в сторону, поверх головы Лобова, демонстрируя полнейшее к тому равнодушие.
— Два стакана холодного молока, — коротко заказал Иван.
— И что ещё?
— Больше ничего.
Голова бармена неуклюже повернулась. В глубине глаз была насторожённость — Рихт изучающе смотрел на посетителя, который явно не входил в давно изученные им стандартные рамки.
— У ленда болит желудок? — наконец спросил он, делая попытку растянуть в улыбке свой рот.
— Если бы у меня болел желудок, я пошёл бы не в бар, а в клинику, — спокойно ответил Лобов и, так как Рихт не торопился отойти от стола, напомнил: — Я заказал два стакана молока.
Рихт тяжело, так, что колыхнулся отвислый живот, вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как он был бы рад, если бы такой клиент убрался куда- нибудь подальше. Лобов усмехнулся.
— У меня к вам выгодное дело, Рихт, — сказал он, понизив голос.
— Как будет угодно ленду. — Бармен, переваливаясь, направился к стойке.
Через минуту он вернулся с большим подносом, на котором стояли два стакана молока.
— Садитесь. — Лобов указал хозяину бара на свободный стул. Не дожидаясь, пока тот усядется, он отпил глоток молока, одобрительно кивнул и залпом опорожнил весь стакан.
— Ленд рискует подхватить ангину, — печально заметил Рихт.
— У меня хорошее здоровье.
Лобов поставил опустевший стакан, достал бумажник, извлёк оттуда фарг, положил его на поднос.
— Не затрудняйте себя вознёй со сдачей.
— Вы очень, очень добры, ленд.
Пухлая рука бережно взяла бумажку, расправила и опустила в карман. Когда Рихт снова поднял глаза, то увидел перед собой голографию Кронина. Это продолжалось несколько мгновений. Лобов переложил голографию в другую руку, взял с подноса второй стакан молока, пододвинул к себе.
— Этот человек, — сказал Лобов, пряча голографию в карман, — заходил в ваш бар два дня назад.
Рихт равнодушно пожал плечами.
— Я не имею обыкновения запоминать посетителей, ленд.
— Он зашёл к вам, — не обращая внимания на его реплику, продолжал Лобов, — но отсюда уже не вышел. Где он сейчас?
Сонные глаза неторопливо оглядели Лобова снизу вверх, а потом ещё более неторопливо — сверху вниз.
— Вы уверены, что он не вышел?
— Он был под наблюдением.
Рихт сочувственно покачал головой:
— Скажите пожалуйста! Мне эта история представляется совершенно загадочной. А вам?
— Мне тоже, — хладнокровно согласился Лобов.
— И что же вы от меня хотите? Уж не предполагаете ли вы, что я пустил его на изготовление паштетов?
Этот толстый человек был неглуп. Сейчас он, уверенный в своей безнаказанности, потешался.
Лобов выпил молоко, поставил пустой стакан на стол и спокойно сказал:
— Этого я не знаю. Но я знаю другое. Если вы не поможете мне разобраться в этой истории, Рихт, то вам придётся плохо.
Рихт лениво разглядывал своего странного посетителя. Уже который раз тот сбивал его с толку и, пожалуй, внушил этим определённое уважение. Конечно, можно просто выставить его отсюда добром или силой, но зачем торопиться? Это ведь никогда не поздно.
— Вы напрасно меня пугаете, ленд, — меланхолично сказал Рихт.
— Я не думал пугать вас. Я просто гарантирую, что если вы не поможете мне, то этот бар у вас отберут, а вас самого выбросят из Даль-Гея. Если, конечно, вы сумеете уцелеть.
Рихт наморщил свой плоский лоб. «По виду не гангстер, не политик. Но откуда в нем такая уверенность? Определённо, он не просто болтает, а говорит то, в чем твёрдо уверен. Поди свяжись с таким всерьёз!» — Рихт вздохнул и сложил руки на животе.
— Простите за назойливость, ленд, но сами понимаете — дело серьёзное. На кого вы работаете?
Лобов усмехнулся:
— Если бы я мог откровенно говорить об этом, то сидел бы не с вами, а в полицейском управлении. — И добавил категорическим тоном: — Считайте, что мы играем с вами втёмную. Я ведь не спрашиваю, на кого работаете вы.
Рихт пожевал губами, сонно разглядывая Лобова.
— Ну что ж, — грустно проговорил он наконец, — могу сказать вам, ленд, что из бара можно выйти и другим, чёрным ходом. Может быть, приятель, которого вы разыскиваете, воспользовался именно этим путём?
Лобов покачал головой:
— По доброй воле он не сделал бы этого.
Рихт сокрушённо вздохнул, пожаловался:
— Вот видите, как оборачивается дело. Выходит, я, хозяин бара, должен знать, как выходят отсюда люди — по доброй или не по доброй воле. А посудите, зачем мне это? Я ведь не платный агент полицейского управления. Вот если бы, скажем, молоко, которое я вам подал, оказалось кислым, тогда я бы с удовольствием объяснил, что и как.
Разглагольствуя, Рихт искоса рассматривал Лобова, а Иван терпеливо ждал, чувствуя, что вслед за этими сентенциями последует нечто более конкретное.
— Если хотите, — предложил вдруг Рихт, — я могу свести вас с одним интересным парнем. Я могу, конечно, и ошибиться, но сдаётся мне, что он беседовал в моем баре с человеком, которого вы разыскиваете.
Лобов вгляделся в сонные глаза, печально смотревшие на него. Да, Рихт откровенно хитрил и не только не скрывал, а даже как бы афишировал это, словно предупреждая Лобова о чем-то.
— Где я могу его увидеть? — коротко спросил Лобов.
— Здесь, — вздохнул Рихт, колыхнув животом. — Но не в зале, само собой. Не очень-то тут подходящее место для серьёзного разговора. А вы, я вижу, клиент серьёзный и вряд ли стали бы попусту беспокоить такого занятого человека, как я.
Лобов не прореагировал на эту реплику, и Рихт, ещё раз вздохнув, поднялся из-за стола.
— Прошу, — проговорил он, кивнув на дверь, ведущую во внутренние помещения бара.
Иван молча поднялся. Отступать он не собирался, все сомнения и колебания остались за порогом бара.
Дверь вела в полутёмный коридорчик. Проходя через него, Лобов послал короткое уведомление Снегину о начале операции. Коридорчик, по обеим сторонам которого можно было рассмотреть несколько дверей, ведущих, очевидно, в складские помещения, повернул влево.
— Прошу, ленд, — предупредительно проговорил Рихт, распахивая дверь.
Лобов наклонил голову — массивная дверь была невелика, она чем-то напоминала дверцу крупногабаритного сейфа — и вошёл в довольно большую, хорошо освещённую комнату. Пол был сплошь устлан толстым ковром, глушившим звуки шагов. Стол, вокруг него стулья, вдоль стен диваны, шкафы и тумбочки. И ни одного окна.
— Присаживайтесь, ленд.
Лобов огляделся, отыскивая место поудобнее и побезопаснее.
— Если вы хотите последить за входом, то лучше всего сесть вон на тот диванчик, — с заметной иронией пропищал Рихт.
Лобов через плечо взглянул на него.
— Последить? Зачем?
Рихт растянул в улыбке рот:
— Откуда мне знать зачем. Я просто говорю, что с того диванчика это очень удобно делать. А уж будете вы следить или нет — дело ваше. Садитесь и минуточку подождите. Сейчас подойдёт тот парень.
Лобов проводил взглядом хозяина бара, а когда дверь за ним захлопнулась, ещё раз огляделся. Стена, а вернее, её обивка привлекла его внимание. Он коснулся её рукой и понял, что не ошибся: комната отделана униизоляцией, которая широко применяется в космостроении и является надёжным экраном от большинства видов излучения. Иван попробовал вызвать Снегина, но в ответ — абсолютное молчание. И Лобов понял, что он полностью отрезан от окружающего мира и может рассчитывать только на самого себя.
Его мысли прервал шум открываемой двери. Лобов обернулся и увидел, что в комнату проскользнул высокий, стройный мужчина. Одним движением он захлопнул массивную дверь, выпрямился и привалился к ней плечом, бесцеремонно разглядывая Лобова. Иван, в свою очередь, не менее внимательно разглядывал вошедшего. Свободная, чуть ленивая поза незнакомца говорила об уверенности в своей силе, об умении расслабляться, мгновенно собираться и действовать. Лицо было бесстрастным, точно изваянным из камня. И с этого лица на Лобова в упор смотрели холодные глаза. Они не выражали ни жестокости, ни угрозы, ни сочувствия, в них можно было прочитать лишь скуку и равнодушие. И все-таки где-то в самой глубине души Лобова шевельнулось беспокойство. Иван обуздал его мгновенным привычным усилием воли и интуитивно осознал причину своей столь необычной реакции: на него смотрели глаза
