Прогулки с Евгением Онегиным

читатели вплоть до нашего времени.

Любопытно, что Писаревская оценка «Онегина» нашей пушкинистикой фактически замолчана – и понятно, почему. На упреки Писарева в адрес пушкинского романа возразить практически невозможно – ведь разбор он строит как раз с той самой «точки», с какой на роман смотрят и наши пушкинисты, и с этой «точки» роман критиком буквально разгромлен. Но ему и в голову не приходило задаться вопросом о фигуре повествователя, как это до сих пор не приходит в голову читателям и пушкинистам, и на самом деле он громил роман, «написанный Евгением Онегиным», тем самым проявляя замысел Пушкина. Я сознательно не привожу цитат из писаревской статьи о романе: предлагаю заинтересовавшимся разыскать ее в Интернете (например, по адресу http://az.lib.ru/p/pisarew_d/text_0310.shtml) и прочесть – вы получите редкостное наслаждение, читая ее и зная, что сегодня вы вправе сказать Писареву словами Пушкина из его письма к А. А. Бестужеву: твоя статья «очень умна, но все- таки ты не прав, все-таки ты смотришь на» Пушкина «не с той точки».

Завершая это послесловие к книге АН.Баркова, следует сказать, что мы оказываемся в непростой читательской и литературоведческой ситуации. Попытаемся представить отношение читателя, которому она попадет в руки и который решится на ее прочтение, к тому, что он в ней увидит. Предвижу четыре типа реакции.

Первая из них – неприятие позиции Баркова либо по причине невозможности осилить ее филологический аспект и разобраться в теории мениппеи, либо по причине нежелания отказываться от общепринятых представлений о романе и его героях, которые у этого читателя невольно стали частью его мировоззрения и жизни. Что ж, к такому читателю можно отнестись с пониманием. Пушкин всечеловечен, и «Евгений Онегин» написан так, что дает возможность и такого отношения, чему подтверждение – почти двухсотлетнее существование общепринятой точки зрения на роман. Единственное, что такому читателю придется с этого времени учитывать, – что существует и другая точка зрения, нежели исповедуемая им, и отныне отрицать ее существование он не сможет. Такое отношение, может быть, и не очень комфортно, зато может быть поддержано большим количеством окружающих, что и примиряет их со сложившимся положением.

Второй тип реакции возникнет у тех читателей, которые поймут суть высказанного в этой книге и если и не смогут одолеть теоретическую часть, тем не менее главное возьмут на вооружение и попытаются перечитать роман с этой новой для них точки зрения. Ситуация для таких читателей необратима: с каждым внимательным прочтением они будут находить все больше и больше подтверждений обоснованной Барковым трактовки, все больше и больше случаев игры слов и ума в ткани этого великого произведения нашего национального гения и все лучше понимать смысл гениальной пушкинской сатиры и значение созданного Пушкиным образа для русской литературы и общественной жизни. Этот процесс постижения пушкинского замысла и всех оттенков его исполнения поэтом можно описать словами Умберто Эко из его мениппеи «Пражское кладбище»: «Теперь всем нам предстоит доискиваться смысла, скрытого в тайных знаках, которыми перо повествующего на наших глазах покрывает чистый лист».

Третий тип – реакция профессионалов-филологов, которая, в свою очередь, может быть двоякой. Для филологического сообщества ситуация критическая: речь идет о пересмотре взглядов, питавших профессиональную деятельность едва ли не каждого из них (а как нынче выясняется, мениппеями были чуть ли не все пики мировой художественной литературы). Признавать собственные ошибки, к тому же такие масштабные и жизненно важные, способен только талант.

Те из филологов, кто будет убежден Барковым и кто не будет убежден, но стремится к торжеству истины, независимо от их прошлых взглядов, статей и книг, в конце концов встанут на сторону новой теории и сделаются ее проводниками и последователями. Им предстоит нелегкая борьба с остальными, которые на это неспособны и которых поначалу окажется большинство (четвертый тип читательской реакции). Средства борьбы этого большинства, в общем, уже известны: от замалчивания новых взглядов до подтасовок и навешивания ярлыков. Их цель – во что бы то ни стало удержаться на плаву в этой жизни без ущерба их сложившемуся авторитету, невзирая даже на то, что в глазах будущих поколений они могут стать посмешищами.

На наших глазах будет разворачиваться смертельная борьба, в полном соответствии с тем, как она была описана в мениппеях Шекспира, Стерна, Пушкина, Булгакова и других гениальных писателей. Произведения гениев станут аргументами в этой литературоведческой борьбе, где всеобщая схватка между добром и злом будет тоже проходить на стыке таланта и посредственности. И надежда наша – на то, что талант в конечном счете победит, несмотря на превосходящие силы противника, – иначе это пушкинское предостережение оказалось бы напрасным.

,

Сноски

1

Здесь имеет место двусмысленность, которую Барков разъяснил в дискуссии 2002 года, приводя информацию о том, «чего не знали Набоков и Лотман», «но что безусловно знали Пушкин с его костромской ветвью ближайших родственников и Катенин, имение которого было неподалеку. А именно: в отличие от единственной ярмарки в год в Нижнем Новгороде (до 1816 года – в Макарьеве на реке Керженец), в…«захолустном» городе Макарьеве, что на реке Унже, в Костромской области, в год проводилось по три ярмарки: Крещенская, Благовещенская и Ильинская. И это и есть то самое место, где в 1439 году монах Макарий основал свою вторую обитель…

Пушкин не оговаривает, куда именно едет Онегин, но из построения пушкинского текста видно, что Онегин едет в Нижний Новгород и по дороге заезжает в «костромской» Макарьев, хотя и делает для этого небольшой крюк; если бы он поехал в «нижегородский» Макарьев, ему пришлось бы приехать в Нижний Новгород и потом ехать в Макарьев, который расположен восточнее, что противоречит пушкинскому тексту. Пушкин и написал-то весь этот кусок