Фон Годен, или Даниил фон Гаден – это придворный лекарь при царях Алексее Михайловиче и Фёдоре Алексеевиче, этнический еврей, который покровительствовал иудеям и был растерзан мятежными стрельцами в 1682 году. Его облыжно обвинили в колдовстве и отравлении монарха, причем сей навет, как обычно бывало по отношению к евреям, был замешан на невежестве и ксенофобии. И вот этот-то исторический персонаж приобретал для Надсона современное звучание.
Неравнодушно относился он к тому, как изображались евреи в литературе. Так, в сборнике Константина Случевского (1837-1904) «Поэмы, хроники, стихотворения» (1883) Семёна Яковлевича неприятно поразили строки:
«Из сравнения явствует, – иронизирует Надсон, – что все крещёные евреи [а к ним рецензент, надо думать, причислял и себя. – Л.Б.] обшиты золотыми галунами». Думается, нет нужды объяснять, что действительно столь надуманный и нелепый образ может вызвать лишь горькую насмешку.
Надсон приятельствовал и состоял в переписке с публицистом и блистательным адвокатом Львом Куперником, пламенным защитником евреев на громких судебных процессах (в том числе и на так называемом Кутаисском деле 1878 года по обвинению иудеев в ритуальном убийстве грузинской девочки). «Куперник – всех Плевак соперник», – говорили о нём. В письме к нему от 29 октября 1886 года поэт пишет: «Уже кое-где проскользнули глупые нападки на евреев. Мне это решительно ненавистно!» А в обзоре материалов ежемесячника «Наблюдатель» он отметил, что один молодой поэт, некто Николаев, восхваляется здесь только потому, что он не еврей, хотя, цитирует он журнальную статью, «живёт в стране, заполненной “кулишеровскими” [читай: иудейскими] органами». Надсон иронически вопрошает: «И кого это “Наблюдатель” собирается поучать такой критикой?» В другом месте он возмущается тем, что в этом журнале «с усердием, достойным лучшей участи, преследуются евреи и при том в самом нетерпимом и неприличном тоне, во вкусе нападок “Нового времени”».
Ультраправая газета Алексея Суворина (1834-1912) «Новое время», поносившая либералов и евреев, вызывала у Семёна Яковлевича ненависть и даже омерзение. Надсону было тягостно и горько от того, что первый его стихотворный сборник 1885 года был издан по почину критика-юдофоба Виктора Буренина, на средства Суворина. Поэт хотел всячески отмежеваться от этих своих бывших «благодетелей», приуменьшить их роль. Именно о такой его оценке сего досадного эпизода своей литературной биографии говорит мемуарист Иероним Ясинский (1850-1930): «Да, да, это ужасно, – нервно заметил Надсон. – Всё равно книга моя пошла бы. Наконец, что же из того, что Суворин издатель, и он имел выгоду на моей книге, – ведь книга разошлась. Скажите, пожалуйста, разве я должен быть благодарен издателю за то, что он нажился на моей книге?» Поэт абсолютно прав, ведь эта его книга была буквально сметена с прилавков и переиздана впоследствии 29 (!) раз общим тиражом 200 тысяч экземпляров. Примечательно, что он не только сам стыдился иметь дело с людьми пошиба Суворина, но и порицал других литераторов за беспринципность и конформизм (в частности, Ольгу Чюмину и Антона Чехова, печатавшихся одновременно в либеральных и реакционных изданиях, и прежде всего, «в уличной газете “Новое время”»).
Самолюбию поэта только льстило, когда на него ополчались его литературные враги – quasi-патриоты. «Для меня быть обруганным Катковым – большая честь, и… я счёл бы себя обиженным, если б [он] меня игнорировал», – признавался он в одном из писем. Жупелом махровой реакции стал для Надсона известный критик «Нового времени» Буренин, снискавший репутацию «литературного хулигана» с характерными для него развязностью и грубостью. Сохранилось свидетельство, будто бы Семён Яковлевич однажды обронил в разговоре: «Я бы дорого отдал, чтобы Буренин, наконец, стал моим врагом». На это его собеседник заметил: «Так что ж, это легко сделать. Вам стоит только в своих критических статейках сказать несколько слов по адресу Буренина». Поэт ответил: «Я так и сделаю. Да, да, я сейчас же что-нибудь напишу. У меня уже рука чешется!»
Позднее Буренин так охарактеризует действия своего новоявленного литературного противника: «Надсон, разжигаемый окружающими его еврейчиками и перезрелыми психопатками, необдуманно бросился в раздражительную полемику. Полемику эту он вёл в одной киевской еврейской газетке и воображал, что он то “поражает” меня, то “засыпает цветами” своей поэзии… Я посмеялся над этими детскими претензиями полемизирующего стихотворца… Вот и вся история моих “яростных нападок”, превращённая в уголовную легенду досужими сплетнями и клеветами перезревших психопаток и бездарных критиков из бурсаков и жидов». Буренин здесь явно передёргивает, ибо именно он вёл полемику нечистыми и недозволенными методами, распространяя о Надсоне заведомую ложь и клевету, что, как полагали многие современники, ускорило безвременную кончину поэта. Но мы не будем рассматривать здесь все яростные нападки на нашего героя (они достаточно освещены исследователями и биографами поэта).[7] Остановимся лишь на тех из них, в коих явственно видна антисемитская подкладка.
Однако прежде чем обратиться к выпадам поднаторевшего в интригах Буренина, сосредоточимся на нападках другого литератора. Малоизвестный киевский поэт Сергей Бердяев (1860-1914) (псевдоним Аспид) тиснул в июньском номере журнала «Наблюдатель» за 1884 год пародийную поэму «Надсониада», откровенно юдофобскую. А уже в июле сей опус был отпечатан в Киеве отдельной брошюркой с издевательским посвящением: «Редакции киевской “Зари”». Жало этого Аспида было направлено, впрочем, не столько на самого поэта, который «в роли критика и моралиста… показался крайне смешным», сколько на еврейскую «кулишеровскую газетку», за спиной которой стоят «грязные гешефтмахеры». Вот в каком тоне высказывается он о
