детей, и боль утихнет.
Питер встряхнулся, отгоняя видения.
– Забуду их? Нет, – твердо, решительно сказал он. – Я не забуду их. Я не забуду их никогда.
Он сделал шаг назад.
– Питер, ты пойдешь с нами. Ты должен. Новый мир – очень хрупкая вещь. Твое место – среди защитников Авалона, с Калибурном в руках. Ты не можешь отречься от собственной крови. Это твой долг! Поднимайся на борт. Я приказываю!
Питер выдержал ее взгляд и покачал головой.
– Нет. Я обещал, – он бросил завернутый в плащ меч в ладью, к ногам Владычицы. – Прощай, Модрон.
Владычица сверкнула глазами, оскалилась, зарычала…
– Модрон! – рассмеялась ведьма. – В нем пробудилась отцовская кровь. Похоже, его сердце больше не подвластно твоим чарам.
Владычица с яростью взглянула на сестру – и обвисла в руках Таннгноста, будто разом утратив все силы.
– Питер, птичка моя, – устало, тихо сказала она. – Мой маленький Мабон… Не покидай меня. Как же я без тебя?
Питер снял с шеи цепочку со звездой, взял Владычицу за руку и вложил амулет ей в ладонь.
– Я не Мабон, – мягко сказал он.
Владычица с невероятной тоской взглянула на безжизненную звезду. Вдруг ее лицо помрачнело, и на мгновение Питер увидел перед собой не хрупкую женщину, но Владычицу, которую встретил многие годы назад – богиню, гордую дочь Аваллаха, королеву Авалона. Расправив плечи, она протянула ему звезду Мабона. Звезда вновь сияла золотым огоньком.
– Окажи мне услугу – сбереги ее. А когда наиграешься, принеси домой, мне.
Питер принял звезду, но не надел ее на шею, а сунул в карман, и посмотрел на Таннгноста.
– Прощай, старый друг.
Таннгност глубоко, тяжко вздохнул, печально покачал головой и крепко сжал руку Питера.
– Да пребудет с тобой Аваллах.
Последние клубы Тумана уплывали в море. Из парка донеслись крики.
– Нам пора, – сказал Таннгност, отпустив руку Питера.
– Питер, – сказала Владычица, – возвращайся ко мне, домой. Возвращайся скорее.
– Да, – ухмыльнулась ведьма, обнажая длинные зеленые зубы. – Да смотри, береги глаза. Один из них – мой.
Владычица опустила руку в воду. Явившаяся на ее зов волна мягко подхватила ладью, снимая ее с камней, и понесла прочь от берега.
Питер провожал ладью взглядом, пока та не скрылась из виду. Наконец, услышав кваканье рации и тяжелые шаги невдалеке, он скользнул в сторону и растворился во мраке.
Питер шел дальше и дальше, и вой полицейских сирен возле парка мало-помалу затихал позади. На этот раз Питер не крался переулками – он шел по главным улицам, не обращая внимания на неприязненные и опасливые взгляды, не заботясь о том, кто может его заметить, почти не глядя, куда идет. От тяжести в груди перехватывало дух. «Столько всего потеряно, – думал он, снова и снова видя перед собой разочарованное лицо Владычицы и взгляд умирающего Ника. – Что же я наделал? Нет. Хватит. Хватит об этом». Питер стиснул зубы и устремился в ночь, сосредоточившись только на собственных шагах, как будто это и вправду могло помочь оставить всю боль позади.
Вскоре он покинул Манхэттен, едва заметив, как перешел Бруклинский мост. Небоскребы сменились складами, склады – жилыми домами, жилые дома – небольшими коттеджами. Войдя в Проспект-парк, Питер остановился лицом к лицу с той самой зеленой черепахой на детской площадке.
– Ник, – прошептал он. – Прости. Прости меня.
Черепаха молча таращилась на него, скаля зубы в нелепой ухмылке.
В глазах защипало. Питер стиснул зубы и утер слезы.
– Прости…
Но слезы не унимались. Питер без сил опустился в траву, привалившись спиной к черепахе, и плечи его затряслись от рыданий. Не стесняясь слез, он плакал, плакал по ним – по Секеу, по Абрахаму, по Голлу, по матери, по Нику, по всем погибшим ради него Дьяволам. Их было много, очень много, но Питер сидел, зажмурившись и крепко обняв колени, пока не вспомнил имена всех – всех до единого.
Поднялся ветер. Питер открыл глаза и глубоко вдохнул. В теплом воздухе пахло весной. По коже побежали мурашки. Ночь словно ожила: казалось, деревья, птицы, букашки пристально смотрят на него. Вдруг в воздухе мелькнула искорка, а за ней еще одна и еще. Взлетев над росистой травой, все они устремились к Питеру и закружились над его головой.
– Феи? – изумленно прошептал он.
Синий огонек пронесся над самым ухом и повис в воздухе прямо перед его носом. Это была одна из пикси – девочка с всклокоченной гривой белых
