волос. Зашипев на Питера, она присоединилась к остальным, резвившимся среди деревьев.
В шорохе листвы послышался шепот – голос, зовущий Питера потанцевать с ночью. Узнав этот голос, голос отца, Питер тут же вспомнил, как Рогатый танцевал с ним и его Дьяволами вокруг огромного костра и даровал им место на Авалоне. «Ты выбрал меня, отец. Это я сражался плечом к плечу с тобой в битве у Русалочьей бухты. Ты оказал эту честь мне – не Ульфгеру, а мне».
Теперь все было ясно. На губах Питера заиграла улыбка. Отец и вправду оставил ему дар, великий дар – но вовсе не смертоносный меч. Отец, вопреки всем остальным, выбрал его, не кого-нибудь, а его, потому что дух Рогатого властвует над всеми вольными созданиями – хоть язычниками, хоть ши, хоть в этом мире, хоть в мире волшебства. И теперь отец передал этот дух ему, Питеру!
Питер вскочил и расхохотался во весь голос, словно весь этот парк принадлежал ему одному. Кто?! Кто осмелится бросить ему вызов?! Он запрокинул голову и завыл, оглашая парк древним кличем – тем самым, что не тревожил слуха людей вот уж тысячу лет, но навек поселил в их сердцах страх перед глухим темным лесом.
«Не нужны мне ни знамена, ни титулы, ни короны, ни волшебные мечи, ни позолоченные дворцы. Ничто не удержит меня в пределах любого из этих миров. Мои владения – всюду, где дует вольный ветер!»
– Я – Рогатый! – воскликнул Питер. – Я – лесной дух, повелитель всех вольных диких созданий!
Порывшись в сумке, Питер достал одно из яблок Аваллаха, полюбовался им – заветным плодом дивной красоты, священным символом Авалона, и вгрызся в него зубами. «Ум-м! Вкуснятина!» Громко хрустя яблоком, он отправился на поиски дома – да не какого-то, а того самого синего дома на Кэрролл- стрит. Сверкнув золотыми глазами, он коснулся рукояти ножа. Ему не терпелось встретиться с Марко и его дружками. С ними можно было позабавиться, повеселиться от души – ведь он так давно как следует не веселился!
Ноги сами несли вперед. Вспомнилась Жар-птица – свободная, гордая, вольная лететь, куда захочет и когда пожелает. В эту минуту Питер чувствовал себя точно так же – он был свободен, волен идти, куда угодно, и делать, что заблагорассудится. Казалось, он вот-вот расправит крылья и взлетит.
Питер поднял взгляд к звездам, и его лицо озарилось лукавой улыбкой.
– Пора поиграть, – прошептал он, подмигнув звездам.
И, конечно же, звезды подмигнули Питеру в ответ – ведь улыбки заразительнее не найти на всем белом свете.
Послесловие автора, или Ода Питеру Пэну
Как и многие до меня, я восхищаюсь сказкой о Питере Пэне, романтической идеей вечного детства среди волшебных игровых площадок Нигдешнего острова[9]. И, подобно многим другим, я всегда представлял себе Питера Пэна просто очаровательным озорником – слишком сильно повлияли на меня бесчисленные диснеевские мультики и ролики, рекламирующие арахисовое масло.
Так было до тех пор, пока я не прочел оригинального «Питера Пэна» – не разбавленную розовой водичкой версию, которую сейчас можно найти в любом магазине детских книг, а оригинальное произведение Джеймса Барри, лишенное всякой политкорректности. Только тогда я смог увидеть весь его мрачный подтекст и оценить, насколько кровожаден, опасен, а временами и жесток настоящий Питер Пэн.
Во-первых, сам образ бессмертного мальчишки, влетающего в окно детской и сманивающего детей из семьи ради собственного самоутверждения по меньшей мере настораживает. Правда, он становится вполне объяснимым, когда вы прочтете в «Белой птичке» (книге, где впервые появляется Питер Пэн), как маленький Питер вылетел из своей детской поиграть с феями в парке, а вернувшись, обнаружил, что окна закрыты, а мама нянчит другого малыша. Такая травма кого угодно сделает «трудным подростком». Отвергнутый Питер вернулся в мир фей и, очевидно, решил, что с товарищами ему будет веселее. И, не отличаясь особой щепетильностью, принялся попросту похищать их.
Но что происходило с этими детьми после? Вот цитата из оригинального «Питера Пэна»: «Мальчишек на острове бывает то больше, то меньше, смотря по тому, сколько их убивают и всякое такое; когда они подрастают, что противоречит правилам, Питер их немного прореживает; сейчас их было шестеро, и двое из них близнецы, если считать близнецов за двоих».
«Прореживает?» Это как? Что бы это значило? Убивает, подобно тому, как отбраковывают животных в стаде? Или отправляет куда-то в другое место? Если да, то куда? Или просто постоянно подвергает ребят таким опасностям, что их ряды всегда нуждаются в пополнении?
Один этот абзац навсегда изменил мое представление о безобидном проказнике Питере Пэне, превратив его в гораздо более зловещий персонаж. «Прореживает», – постоянно повторялось в моей голове. Скольких же детей украл Питер Пэн? Сколько из них погибло, а скольких он «проредил»? По словам самого Питера: «Умереть – вот это настоящее приключение!»
В «Питере Пэне» определенно нет недостатка в кровопролитии – пираты истребляют индейцев, и так далее, но это взрослые, убивающие друг друга, ничего нового в этом нет. Меня гораздо больше заинтриговала группа детей-убийц – Пропащие мальчишки[10]. Для них
