эта книга сохраняет хоть и неявную, но связь со сказкой. Недаром Каверин позже напишет свои собственные сказки, где обыденная жизнь аптеки и пекарни прекрасно сочетается с превращениями девочек в сорок, а снегурочек в девочек. Дженнилииза Салминен относит Каверина к числу тех писателей, которые в 1960–х и 1970–х годах включают фантазию в свои произведения[195]. Неуловимый аромат фантазии чувствуется и в «Двух капитанах», особенно в начале книги. М. А. Литовская подчеркивает, что в романе «в изобилии присутствуют тайны и случайные совпадения, происки предприимчивых негодяев, опасности, которых удается избежать только в результате счастливого стечения обстоятельств, неожиданные препятствия, возникающие на пути героев»[196]. Все это признаки авантюрного романа, но вместе с тем и сказки, где история – достаточно немотивированно, на одном упорстве – достигает благополучной развязки.
Тема сиротства переплетается в книге с темой побега из дома: сначала Саня хочет бежать от отчима, потом от «перспективы оказаться в детдоме»[197]. Однако в конце концов он все же попадает в детдом, и снова, как в «Республике Шкид», детдом оказывается правильным местом для жизни, круглый сирота – детдомовец Саня счастливее, чем лишившаяся отца Катя, живущая в родном доме. Интересно, что внутри романа о сироте (вернее, о нескольких сиротах) есть вставная история с пьесой – трагедией «Час настал» – о приемыше, в которой он «благородный герой и положительный тип»[198].
Популярность «Двух капитанов» выдержала, по всей видимости, проверку временем. Еще одно прочтение темы, на это раз более современное, предложено в мюзикле «Норд – Ост» (2001)[199]. «Зрители “Норд – Оста”, поставленного по роману, волнуются не меньше, чем советские подростки: встретятся – не встретятся герои, разоблачат – не разоблачат злодея, найдут – не найдут полярную экспедицию. Такая “выносливость” текста не может не удивлять»[200]. Однако в мюзикле сиротство Сани не играет такой уж значительной роли. И, говоря об этом мюзикле, невозможно не вспомнить о трагической реальности террористического акта на Дубровке, произошедшего во время спектакля «Норд – Ост», которая переплелась с трагическими событиями романа «Два капитана»[201].
Глава 14
А завтра была война
Я – найденыш.
Как революция и Гражданская война, Отечественная война, конечно, привела к тому, что огромное число детей потеряли родителей – отцов на фронте, матерей в тылу – или просто потерялись в неразберихе бомбежек и эвакуации. Тема сиротства немедленно, в каких – то случаях прямо во время войны, возродилась в советской литературе. Одним из первых появился «Сын полка» Валентина Катаева (повесть была написана в 1944 году и издана уже в 1945–м). Герой «Сына полка» Ваня Солнцев, оставшись сиротой, попадает в батарею капитана Енакиева, потерявшего всю свою семью, и тот становится мальчику названым отцом. Но ненадолго: капитан погибает в бою, перед смертью успев распорядиться судьбой мальчика – Ваня попадает в военное училище. Как очевидно из последней сцены, теперь в его судьбе примет участие седой, заслуженный генерал. Сходным образом в рассказе Михаила Шолохова «Судьба человека» (1956–1957) шофер Андрей Соколов, тоже потерявший в войну всех родных, встречает мальчика – сироту Ваню и называется его отцом. Более примечательной, чем сам рассказ, стала его экранизация Сергеем Бондарчуком в 1959 году. Тема встречи двух осиротевших людей, когда, в сущности, не ясно, кто из них помог кому, – стержневая и для Катаева, и для Шолохова. Имя главного героя – Иван – выбрано ими не случайно, это самое типичное русское имя символизирует всех военных сирот[202].
Я избавлю и себя, и читателей от обсуждения бесконечной плеяды других – удивительно бесталанных – советских романов, в которых фигурируют военные сироты, усыновляемые целым полком или половиной завода, коллективными «волшебными помощниками по – советски». Понятно, что две революции и три войны остро ставили проблему сиротства перед советским обществом, однако, как и во многих других случаях, советская литература и социалистический реализм в данном случае довольно слабо отражают действительность. Как уже было сказано, представление о том, что коллектив может легко заменить собой семью, просуществовало долго. В каком – то смысле любой подросток (реальный или герой детской книжки) становился в этих условиях «социальным сиротой» при живых родителях. Авторам этих книг было совершенно ясно, что государство сможет позаботиться о ребенке лучше любой семьи.
Бесплодное занятие – пытаться описать это море бездарной литературы; ограничусь лишь одним, наиболее известным, романом «Сирота» Николая Дубова (1955)[203]. Его герой, Лешка, тоже относится к военному поколению сирот, отец погиб на фронте, мать умерла. В целом, если ранняя советская литература для детей героем своим избрала беспризорника, то «из послевоенной литературы беспризорники исчезли (хотя в послевоенные годы их было в стране ничуть не меньше, чем в эпоху нэпа), уступив место куда более симпатичному персонажу – сироте»[204]. Лешка, сбежав от крайне неприятных и нечестных родственников, попадает в детдом, где все происходит в лучших традициях советского коллективного воспитания: школа, дружба, борьба с хулиганами, мечты о морях и океанах. Тяжеловесный социалистический реализм повествования растянут на триста с лишним страниц; и, как сказано в аннотации, роман полон «хороших советских людей».
Интересное исключение составляют книги Анны Кальмы, которым удается выйти за рамки социалистического канона. Отчасти это объясняется тем, что действие книг Кальмы нередко происходит вне Советского Союза – в Соединенных Штатах, во Франции. Да и изданы эти книги были позже, уже в хрущевскую эпоху. В романе «Книжная лавка на площади Этуаль» (1966) описаны события Второй мировой войны; действие постоянно перемещается из
