представлял встречу с людьми Тейлора, совсем не так… хотя на самом деле такой прием казался в высшей степени логичным: речь ведь шла о двух беглых преступниках, отправивших на тот свет восьмерых. А что сами преступники признавать вину отказываются, так такое сплошь и рядом происходит. Их послушать, так в тюрьмах вообще одни невиновные сидят.
В прихожей было еще двое вооруженных мужчин, а в гостиной и вовсе полдюжины – кто с пистолетом, а кто и с автоматом, как Бородач. Такое ощущение, что в резиденции Джона Тейлора вечно царит военное положение. Видимо, бурная армейская карьера и нынешний статус «главного врага Синдиката» вынуждал со всей серьезностью относиться к вопросу собственной безопасности.
– Что вы тут забыли-то? – спросил Бородач, когда друзья вошли в гостиную.
– Есть дело к генералу Тейлору, – ответил Рассел.
Тернер лишь нервно оглядывался по сторонам. Обстановка донельзя напоминала его последние сны, в которых они с чернокожим сержантом неизменно погибали, – те же вооруженные мужчины с хмурыми лицами, то же напряжение в воздухе и ощущение безысходности в душе.
– Интересно, какие у вас могут быть дела с нашим шефом? – Бородач смерил беглецов оценивающим взглядом.
– Мы будем говорить только с генералом, – заявил Рассел.
Бородач заметно напрягся, как и большинство присутствующих.
– А вы, я погляжу, с характером, – медленно произнес он, нахмурив густые брови.
Если его угрюмый взор хоть как-то тронул Рассела, то он предпочел не показывать этого окружающим – как стоял, так и продолжил стоять, снисходительно глядя на собеседника с высоты своего немаленького роста.
– Дайте-ка гостям пару стульев, – добавил Бородач.
Телохранители стали переглядываться.
– Я разве непонятно выразился? – чуть повысил голос автоматчик.
Двое молодых парней с пистолетами нехотя вынесли на центр комнаты два стула.
– Присаживайтесь, – сказал Бородач.
– Мы постоим, – ответил на это Рассел.
– Ты не понял, – покачал головой вояка. – Это не предложение, а приказ. Садитесь. А вы сходите за веревками, чтобы их связать. Ну же, сержант, детектив. – Он водил стволом из стороны в сторону. – Не нужно выводить меня из себя.
– Ну, по крайней мере, нас выслушают, – опускаясь на стул, заметил Рассел в ответ на вопросительный взгляд Тернера.
– Не факт, – пробормотал детектив, опасливо косясь на Бородача.
Вернулись парни с веревками. Автоматчик равнодушно наблюдал за тем, как его подопечные привязывают беглецов к стульям.
– Может, вы уже позовете генерала? – подал голос Рассел.
– Не раньше, чем вы перестанете представлять для него угрозу, – отозвался Бородач.
Негр скрипнул зубами, но смолчал.
Вскоре они были надежно связаны, однако автоматчик все еще не спешил браться за рацию.
– Ну так что? – хрипло осведомился Тернер. – Зовите Тейлора.
– Вы так спешите с ним увидеться, – хмыкнул Бородач, – как будто от этого зависят ваши жизни.
«Можно и так сказать!» – хотел ответить детектив, но сдержался: откровенничать с заурядным телохранителем, пусть и старшим среди прочих, он вовсе не собирался.
Наконец, выдержав театральную паузу, автоматчик снял с пояса рацию.
– Шеф, прием. К вам тут гости, – сказал он в микрофон.
Некоторое время динамик молчал, а потом из него вырвался хриплый голос:
– Я не жду гостей.
– Это непрошеные, – пояснил Бородач. – Вы не поверите, если скажу, кто это.
– Говори, – потребовала рация.
– Беглые копы из Вашингтона, детектив полиции Тернер и сержант Рассел, – сообщил автоматчик. – Говорят, у них к вам дело имеется.
И снова воцарилась тишина. Казалось, все даже дышать перестали, чтобы не пропустить ответ Тейлора. Детектив невольно поймал себя на мысли, что боится. Воображение готовило его к самому худшему.
«Сейчас генерал скажет: «Убейте их», нас пристрелят и зароют на заднем дворе. А что? Некоторые ему за это еще и спасибо скажут – мы ведь, если верить СМИ, убийцы, подрывники, продажные копы и вообще чуть ли не террористы…»
– Спускаюсь, – прохрипела рация наконец. – Отбой.
– Кажется, ему стало интересно, – сообщил Бородач с ухмылкой. – Вам везет, господа.
Тернер едва удержался от нервного смешка. Говорить о везении двумя полицейским, по которым плачет смертная казнь, как-то уж слишком жестоко.
