епископу. С герцогом была Алина, с Дюрсе – Констанция, а с Кюрвалем расположилась его дочь. Все приготовились, прекрасная Дюкло взошла на свой трон и начала так:
– Как ложно утверждение, что неправедно нажитое богатство счастья не принесет. Ручаюсь, что это отнюдь не так. Дело мое процветало, никогда в бытность Фурнье в доме не бывало такого обилия гостей. И тогда, господа, пришла мне в голову мысль, признаюсь, немного жестокая, которая, однако, льщу себя надеждой, придется вам по вкусу. Мне подумалось, что если ты не делаешь добра тому, кому обязан его сделать, то есть какое-то злодейское наслаждение в том, чтобы принести этому человеку горе. И мое находчивое коварство вдохновило меня сыграть славную шутку с тем самым Петиньоном, сыном моей благодетельницы, кому я должна была по ее поручению передать состояние, безусловно, невообразимое для этого бедняги, и которое я уже изрядно промотала. И вот как счастливо сложились все обстоятельства. Этот убогий сапожник в свое время женился на такой же нищей девице из своего же цеха. Единственным плодом этого злосчастного союза была дочь. Ей к тому времени исполнилось двенадцать лет, и мне обрисовали ее прелестным ребенком, обещавшим стать настоящей красоткой. Девочка эта, росшая в бедности, но о которой родители заботились как могли и души в ней не чаяли, показалась мне очень заманчивой жертвой. Петиньон никогда не бывал в нашем доме и ничегошеньки не знал о своих правах на наследство. Я же, как только Фурнье рассказала о своем сыне, постаралась собрать все сведения о нем и его обстоятельствах: вот так я и узнала, каким сокровищем он обладает. В то же время маркиз де Месанж, всем ведомый закоренелый развратник – Дегранж еще много сможет рассказать вам о нем, – попросил меня подыскать ему девственницу не старше тринадцати лет; за ценой он обещал не постоять. Я не знала, что собирается маркиз сделать с этой девственницей, за ним не водилось особенных жестокостей, однако он поставил условием, что после того, как девственность будет подтверждена сведущими экспертами, он выплатит мне условленную сумму, и больше не хочет иметь дело ни с кем: девочку увезут в чужие края, и она, возможно, Франции больше не увидит. Маркиз был одним из лучших моих клиентов – вы скоро увидите его в деле, – я готова была расстараться для него и решила, что Петиньонова дочка будет ему в самый раз. Но как ее заполучить ко мне? Малютка почти не выходила из дома, да и дома с нее не спускали глаз; все это не давало мне никаких надежд на успех. Правда, у меня, как я вам уже говорила, был на такой случай очень ловкий соблазнитель юных созданий, но тогда он пребывал вдалеке от Парижа в какой- то глухой деревушке, а маркиз на меня наседал. Наконец я нашла единственное средство, и оно сослужило как нельзя лучше мне службу, превратив маленькую злую проделку в великолепное преступление. Я надумала притянуть Петиньона и его жену за неуплату долгов, да так, чтобы их непременно засадили в тюрьму. Девочка останется без присмотра, а уж там легко попадет в подготовленную мною западню. В числе моих друзей был прокурор, мастер на все руки, в его умении состряпать подобное дельце я не сомневалась. Я все ему рассказала, он раскопал кредиторов, научил их, поддержал их в суде, и уже через неделю чета Петиньон оказалась за решеткой. А дальше все было просто: брошенную девочку приютила у себя соседская, такая же бедная семья, я подослала туда одну греховодницу, и вот малышка Петиньон у меня. Внешность ее отвечала всем требованиям: чистая, белоснежная кожа, маленькая и круглая попка, груди уже сформировались. Словом, трудно было отыскать более соблазнительного ребенка! Все это мне обошлось со всеми издержками в двадцать луидоров, маркизу я выставила счет на сто, он мне выплатил названную сумму, еще раз напомнив, что больше он ни с кем не хочет иметь дела. Двадцать луидоров я выплатила прокурору, и чистая моя прибыль составила шестьдесят золотых монет! Прокурору я заплатила столь много в надежде, что он сумеет устроить так, чтобы родители маленькой Петиньон как можно дольше ничего не знали о судьбе своей дочери. В конце концов они, конечно, узнали – скрывать было невозможно. Виновные в недогляде соседи извинялись, как только могли, но и дорогой мой сапожник и его достойная супруга, так и не выйдя из заточения, скончались в тюрьме через одиннадцать лет после похищения их дочери – это уж постарался мой друг прокурор. На этом маленьком злоключении я получила двойной выигрыш – не только деньги за похищение девочки, но и те шестьдесят тысяч, полученные от моей доброй хозяйки, могли меня теперь не беспокоить. Что же касается девочки, то маркиз был правдив: я ничего о ней больше не слышала… Разве что Дегранж могла бы рассказать вам окончание этой истории… Ну а теперь вернемся к моей истории и тем обыденным событиям, которые, быть может, откроют перед вами кое-какие детали, достойные включения в наш список.
– Черт возьми, – произнес Кюрваль, – мне безумно понравилась твоя предусмотрительность. Это же такое умно рассчитанное злодейство. А последовательность – лучше и не придумать! Сначала игра с жертвой, с которой ты еще не содрал всю шкуру, и лишь потом последний удар. По мне, так это такая изысканность, что ее можно поставить в одном ряду с нашими лучшими шедеврами.
– А вот я бы рубил сплеча, – возразил Дюрсе, – а то эти людишки, не ровен час, могут и вырваться. Ведь полно дураков на свете, только и думающих, как бы помочь несчастненьким. Пока они живы, ты не избавлен от беспокойства.
– Сударь, – ответила Дюкло, – когда у тебя в обществе нет того веса, какой имеете вы, и для своих проделок надо пользоваться услугами людей подчиненных, осторожность необходима, и ты не решишься совершить все, что хотела бы.
– Совершенно верно, совершенно верно, – заключил герцог, – она действовала как нельзя лучше.
И после этого прелестная рассказчица возобновила свое повествование.
– Ужасно, господа, – так начала обворожительная Дюкло, – рассказывать вам опять о мерзостях, подобных тем, о которых я говорю уже столько дней. Но вы настаивали, чтобы я соединила все, что имеет отношение к нашему предмету, и ничего бы не утаивала от вас. Так что еще три примера этой ужасающей грязи, и мы перейдем к рассказу о других причудах.
