— Я не интересовался такими подробностями, просто купил прибор в салоне.
— А в каком салоне приобрели Элби? — заинтересовался врач.
— Кажется, «Желание». Уже не помню, это было давно. Если так важно, наведите справки, возможно, меня даже запомнили, не каждый день бьют приборы.
Я усмехнулся.
— Кстати, о первом аппарате. Расскажите, когда вы впервые попробовали Элби?
— Док, вы шутите? — я глядел на мозгоправа и не понимал, зачем повторять одно и тоже.
— Нет, это же не сложно. А мне уточнить.
— Вы сегодня много уточняете.
Я расслабился, и тут же появился салон, сверкающий чистотой и зеркалами.
— Какую модель вы предпочитаете? — спрашивает привлекательная брюнетка.
— Стоп.
Свет мигнул, и Додсон внимательно взглянул на меня.
— Семен сосредоточьтесь, еще раз.
Свет мигает, снова и снова.
Салон, сверкающий чистотой и зеркалами.
— Какую модель вы предпочитаете? — спрашивает привлекательная шатенка в багряном форменном костюме.
На ее кукольном личике темное пятнышко, похожее на мазут. Миг, и оно исчезает. На шее повязан платок, красный в белую клетку или алый, не понимаю. Я оборачиваюсь и вижу тысячи своих отражений в зеркалах. У меня белые ушки и лапки. Я безнадежно опаздываю!
Перехожу на бег и вижу, как следом спешит маленькая девочка в ситцевом платье. На миг ее изображение зарябило, словно в телевизионную программу пробрались помехи, и сквозь форменный костюм проступили очертания купальника.
— Стоп, — я слышу голос Додсона, но не могу остановиться.
Ах мои лапки, ах мои усики. Королева будет недовольна. Варкается, хливкие шарьки пыряют, один из них у меня в рукаве, кусается — и наступает темнота.
Додсон пришел ко мне в палату, такого раньше не было. Я сидел на кровати и смотрел, как он оглядывается по сторонам. Ну а что, не номер в отеле, но тоже ничего.
— Присаживайтесь, док.
Додсон моча кивнул и, пододвинув легкий пластиковый стул, сел напротив меня.
— Семен, я кое-что принес, пожалуйста, поглядите как следует. Постарайтесь спокойно разглядывать снимки.
— Док, когда вы так говорите, я нервничаю.
— Действительно, — он улыбнулся, но только уголками губ. — Я, знаете ли, сам иногда переживаю за пациентов, как за себя.
С этими словами он протянул стопку фото.
Скетч, сделанный на берегу моря: песок, волны и девочка с мячом. Я нежно провел пальцами по контурам и словно почувствовал прикосновение Кати. В носу защипало, и я отложил фото в сторону.
Снова картины, даже две: одна Катина, алые розы на снегу, а вторая нелепая, сделанная ребенком. На белом фоне алеют отпечатки ладошек, создавая узор, похожий на цветы. Выглядит жутковато, вспоминается белая королева в бурых пятнах…
Еще одно фото: плюшевый фламинго, перевязанный алым бантиком, и торт с пятью свечами.
— Спасибо, док, — я улыбнулся, возвращая фото, зря боялся.
— Но вы недосмотрели. — Додсон посмотрел на меня в упор, и я через нехочу взял следующий снимок.
С него смотрит Алиса — в ситцевом платье, темные волосы рассыпались по плечам. Девочка обнимает Катю, счастливую и живую, и меня. Молодого, здорового, веселого меня. Я молча переворачиваю фото. "Василисе пять лет", — написано Катиным почерком. Я еще раз посмотрел на фото, потом поднял глаза на доктора.
— Это какая-то шутка, или монтаж? Зачем, док?
Додсон вздохнул и протянул еще один снимок. Мне показалось, что руки налились свинцом: так было тяжело взять у него этот кусочек пластика. На фото среди алых роз спала Алиса или Василиса? Все в том же платье и с алой лентой на шее. Нет, не лентой. Я присмотрелся и выронил карточку из рук.
