– Вот и все. Ты выжил?
– Кажется, да, – прошептала Тина.
– Тогда будем завтракать, – весело ответил Альен, убирая таз и кувшин. – Рени!
Несмотря на то, что слова нанимателя вызвали в душе мадемуазель Лоет странное волнение, заставляя щеки снова румяниться, а глаза прятаться под длинными ресницами, в душе Тина не могла не позлорадствовать, что Огузок лопнет от ярости, когда узнает, что прислуживать ему придется не только хозяину, но и Сверчку. «Не плюнул бы в тарелку», – забеспокоилась девушка. Она заерзала на стуле, чем привлекла внимание Литина. Он чуть приподнял брови, вопросительно глядя на Тину.
– Я, пожалуй, пойду, – неуверенно произнесла она. – Я не голоден, честное слово.
– Глупости, – отмахнулся Альен. – Ты недавно встал, еще не завтракал. К тому же сейчас ты не в том состоянии, чтобы мотаться по кораблю.
– Я вам баба что ли?! – возмутилась Тина.
– Конечно, не баба, Сверчок, – улыбнулся молодой человек. – Какая же ты баба? – «Ты девица», – закончил он про себя, но вслух сказал иное. – Ты будущий мужчина, Эмил, а чтобы быть сильным мужчиной в будущем, тебе стоит хорошенько питаться сейчас, пока ты еще мальчишка.
В это мгновение раздался стук, и в двери каюты появился Рени. Он мазнул равнодушным взглядом по Тине, хранившей на лице не менее непроницаемое выражение, и склонил голову, едва ли, не с обожанием глядя на хозяина.
– Вы меня звали, господин Альен? – пропел Рени.
– Да, идем, – коротко ответил молодой человек и подмигнул девушке, в изумлении округлившей глаза.
– Куда? – опешил старший слуга.
– На камбуз, Рени, на камбуз, – усмехнулся господин Литин, не скрывая иронии. – Сегодня ты обслуживаешь меня, а я своего воспитанника.
– Кого?! – в один голос возопили Рени и Тина.
– Воспитанника, – ехидно повторил Альен.
Мадемуазель Лоет поднесла два пальца к виску и с чистой совестью застрелилась, вот только воспитателя ей сейчас и не хватало. Молодой человек иронично хмыкнул, заметив «самоубийство» недавнего слуги и первым вышел из каюты. Одарив паренька тяжелым мрачным взглядом, за ним последовал вновь единственный слуга своего хозяина – Рени. И как только дверь за мужчинами закрылась, Тина застрелилась еще три раза, затем удавилась на невидимой петле и, должно быть, для верности, задушила себя собственными руками, от души сложив гневную тираду.
Воспитанник? Какой воспитанник? За что?! Что она такого сделала господину Литину, чтобы стать его воспитанником? Глаза девушки сузились. Она вдруг увидела коварный план. Конечно, каюта, стало меньше работы, эта неожиданная забота – да он считает ее, Адамантину Лоет, неженкой! Белоручкой! Слабаком!!!
– Я не слабак! – гневно воскликнула Тина и с силой ударила кулаком по столу, но попала по его краю и взвыла отчаянно махая рукой. – Меня точно сглазили, – мрачно подвела итог всему произошедшему девушка. – Этот хмырь и сглазил. У-у-у, дьявол синеглазый. И смотрит еще так… так… – определения она не смогла подобрать, только вздохнула и повторила совсем тихо. – Он так смотрит…
Тина вспомнила, как Альен присел на корточки, опираясь одним коленом о пол, как осторожно, даже трепетно он промывал ее рану, вспомнила улыбку на губах молодого человека, когда он поднимал на нее взгляд. Что-то незнакомое и странное шевельнулось в груди, впервые вызывая желание не нестись куда-то сломя голову, а задержаться рядом. Просто сесть где-нибудь в уголке и понаблюдать оттуда за тем, как Альен Литин пишет или читает, просто послушать звук его голоса и увидеть эту улыбку. Не насмешку, не его ироничную ухмылочку, а именно ту улыбку, что была на его губах совсем недавно…
– Дьявол меня дери, что за сопли?! – потрясенно вопросила себя мадемуазель Лоет.
На ум ей пришло прочитанное перед отъездом из отчего дома: «О, Алиная, как же я восхищен вашими чудесными волосами». Девушка машинально подняла руку и потрогала свои остриженные волосы и скривилась. «Они подобны водопаду в горах, а ваш смех так же хрустален, как его чистые струи». Тина вспомнила свой смех и преисполнилась сарказма. Папенька говорил, что она смеется заразительно и звонко, но когда мадемуазель Лоет расходилась, смех переходил в «возмутительные похрюкивания», – как мог бы сказать его светлость. А порой ее смех напоминал вопли умирающей чайки, так ей говорил Сверчок, но это было дружеским подтруниванием, и девушка не обижалась на друга.
– Я восхищен вашими волосами, – кривляясь, вполголоса передразнила Тина. – Тут, вон, и восхищаться нечем. – Девушка застыла с непередаваемой гримасой на лице, как только до нее дошло осознание происходящего кошмара – она позавидовала героине любовного романа. Любовного! – Фу-у-у, какая мерзость, – с отвращением протянула мадемуазель Лоет.
Позор! Какой позор! До чего она докатилась?! Не-ет, нужно срочно это прекращать. С чего вдруг вспомнились эти бредни, написанные для таких дур, как кривляка мадемуазель Нири и ее подруги. Но додумать, почему она пала столь низко, Тина не успела, потому что открылась дверь, и в каюту вернулся Альен Литин. На лице он сохранял невозмутимое выражение, и даже в глазах вновь мелькнула ирония, стоило ему взглянуть на новоявленного «воспитанника». Альен поставил поднос на стол и нажал на подбородок Тины указательным пальцем, закрывая рот.
