— Магичка, мать ее за…! — рявкнул тот уже в полете.
В запале я не рассчитала свои магические силы, и мужика отшвырнуло метров так на десять. Он врезался в железный забор, сполз на землю, но довольно резво поднялся. Посмотрел на меня с ненавистью, после чего кинулся в битву за другой мешок, похоже, решив, что связываться с магом себе дороже.
— Матей! — вновь крикнула я предостерегающе. И, пока охранник разделывался с еще одним здоровяком, позарившимся на мой мешок, поволокла трофей в сторонку. — Не отдам! — заявила подступающим ко мне со всех сторон мужчинам разной степени оборванности и окровавленности. — Я — магичка, и мне нужнее!
Наконец, порядком потрепанные, Матей — с разбитыми кулаками, я — с разбитой скулой, болящими ребрами и оттоптанной рукой, доплелись до пристани на канале Дорсет, где нас поджидала лодка с черными лошадиными головами Вестерброков на боку.
— Не знал, что вы такая безбашенная! — восхищенно заявил охранник. — Огонь, а не девица!
Я криво усмехнулась, затем потрогала припухшую скулу. Кажется, в зеркале меня поджидает здоровенный кровоподтек, происхождение которого еще придется объяснять… Для начала бабушке, затем приглашенному к завтраку Бастену, а вечером Арвиду Лукасу Римерину, с которым мне грозил совместный поход в театр на «Веселого Молочника».
— А что с зерном-то делать? — спросил хозяйственный Матей, когда наша лодка свернула на канал Ореш. — Оттащить на кухню?
— Нет, — покачала я головой. — Принеси его, пожалуйста, в мою гостиную!
Я собиралась отдать мешок магистру Хендрику Страуту, потому что этим утром мне показалось, что зараза — еще вопрос, что это такое! — именно таким образом могла попадать в дома бедняков. Но чем дольше я смотрела на наш с Матеем трофей, тем сильнее меня одолевали сомнения. Чую, пострадали мы совершенно зря, и все по моей глупости!
Впрочем, проверить все-таки не мешало. Попросив Матея никому не рассказывать об амбарной битве, я отправила посыльного в квартал магов с запиской. Затем вздыхавшая над моим лицом Мадлен замазала синяк гримом. Его происхождение своей горничной я объяснила тем, что отправилась на утреннюю прогулку с Матеем и случайно упала, когда выходила из лодки. Угу, скулой о деревянную пристань…
Посетовав на слишком уж скользкие пристани и неповоротливых мужчин — Матей должен был меня удержать! — горничная принесла мне бежевое, украшенное кружевами и маленькими пайетками платье. Уложила мои волосы, ловко заколов в прическу несколько белоснежных бутонов роз. Выпустила локоны, попытавшись скрыть кровоподтек.
Я покосилась на себя в зеркало. Если особо не трясти головой, то… Почти что ничего и не видно!
Оказалось, Бастен Крауз уже дожидался меня в Музыкальном Салоне, и я поспешила в Центральное Крыло. Вошла, замерла и… Я и не думала, что настолько обрадуюсь его приходу! Сердце учащенно забилось, в груди поселилось незнамо откуда взявшееся тепло, когда посмотрела на него — красивого, подтянутого — сидящего возле позолоченного клавесина. Его длинные пальцы, казалось, порхали над белоснежными клавишами, и из музыкального инструмента лилась восхитительная мелодия. Медленная и чувственная, она рождала во мне доселе неведомые чувства.
Или же это он… пробуждал во мне эти самые чувства?!
Бабушка тоже смотрела на Бастена Крауза, причем крайне одобрительно. Закрыла глаза, улыбалась собственным мыслям, подозреваю, унесшись в них где-то так на полвека назад. В ее руках в такт музыке подрагивал верный бокал с «лекарством от старости». Я тоже стояла и слушала, затаив дыхание, боясь неосторожным движением или звуком разрушить волшебство.
Наконец, завидев меня, Бастен перестал играть. Покинул клавесин, поспешил навстречу. И мне тут же захотелось броситься в его объятия, уткнуться в его плечо, скрытое темным с серебряной вышивкой камзолом. Насладиться его запахом и выкинуть из головы странные мысли и это глупое мое расследование!.. Потому что сердце подсказывало: он непричастен. Бастен — очень и очень хороший. Младший Крауз никогда бы не пошел на подобное, потому что он — идеален!
А вот я, выходило, все-таки нет!.. Я должна была проверить свою чертову теорию и удостовериться, что ни он, ни его семья, и никто другой в его окружении, имеющий доступ к раздаче бесплатного зерна, не травят этот город!
Запутавшись окончательно, приказала себе не думать. Не сейчас, позже, позже все разрешится! А пока что позволила себя обнять и улыбнулась его комплементу, порадовавшись мужскому восхищенному взгляду. Который, впрочем, тут же изменился и посуровел, когда Бастен заметил даже сквозь слой грима и кокетливый белокурый локон мой совершенно некокетливый синяк.
Во время завтрака он долго допытывался, что же со мной произошло, не поверив, что я споткнулась и упала. Бабушка, кажется, тоже в это не особо поверила, но не подавала виду. Наконец, Бастен не выдержал. Попросив разрешения, осторожно прикоснулся к моей скуле. Из его рук тут же потекло тепло. Он лечил меня с помощью магии, заверив, что через пару часов от кровоподтека не останется и следа.
Затем мы с ним вышли во внутренний дворик. На чистом небе светило солнце; облака, похожие на легкий тополиный пух, сбивались в белоснежные подушки где-то у самого горизонта. Жара набирала обороты. Я покосилась на довольного Васю в оранжерее, уже успевшего пустить пару новых ростков, и на дремлющую, разморенную на солнцепеке Волли. Идиллия!.. Но, несмотря на нее, на душе у меня было неспокойно. И все потому, что Бастен попросил о вечернем свидании, а мне пришлось ему отказать.
