Сейчас Морозов сядет и уедет, спокойный, довольный, счастливый, даже не заподозрив измены жены и подмены ребенка! Странно, что никто не заметил разницы между младенцем, родившимся десять дней назад (именно десять дней назад Лиза родила своих близнецов) и только что появившимся на свет. Ну и халатность процветала в этом родильном доме…
А впрочем, вполне возможно, что и в самом деле никакой разницы между детьми в таком ничтожном возрасте нет. Ромашов совершенно в этом не разбирался!
«Если ты хочешь добиться результата, а не просто размазать свое внушение, ты должен именно что пронзить чужой мозг!» – снова вспомнился Артемьев, и Ромашов, собрав все силы, свои и чужие – те, которые присвоил сегодня в Сокольниках, – отправил в голову Морозова мысль: «А ведь это не твой ребенок! Твоя жена обманывает тебя с доктором Панкратовым!»
Тамара так и подскочила, едва не уронив младенца, – на счастье, Морозов оказался проворным и подхватил голубой сверток.
– Что с тобой, Тамарочка? – испуганно спросил он.
Она смотрела дикими глазами:
– Ты слышал? Саша, ты слышал?
– Что я слышал? – удивился Морозов. – Ты о чем, Тамарочка?
Она покачала головой, пытаясь успокоиться.
– Ничего, Саша, – через силу улыбнулась она мужу. – Просто померещилось. Ой, такси ждет! Тебе пора ехать.
«Промазал я, – спокойно констатировал Ромашов. – Попал в нее. Конечно, на воре шапка горит, поэтому она более восприимчива!»
Он оглянулся на Панкратова, который неосторожно высунулся из-за своего забора – видимо, был встревожен тем, что произошло вдруг с Тамарой, – и в это мгновение их глаза встретились.
Очнувшись, Гроза не сразу понял, где находится. Потом сообразил: да ведь это их с Павлом комната на даче в Сокольниках! И он лежит на своем топчане!
В окно светило солнце.
«Значит, еще утро, – подумал Гроза. – Ближе к полудню солнце уйдет на другую сторону дома…»
Он повернул голову и увидел, что рядом на табуретке сидит Лиза…
– Слава богу, очнулся, – прошептала она.
«Она меня правда целовала, или это только почудилось?» – подумал Гроза, глядя в ее заплаканные глаза.
Лиза вдруг резко покраснела, и он понял: правда! Она поняла его мысли и ответила: «Да!»
Гроза приподнялся, потянулся к Лизе, однако в это мгновение открылась дверь и вошел Трапезников, держа в руках «Правду», главную газету большевиков.
Взглянув на него, Гроза обмер: Николай Александрович постарел лет на десять!
Гроза даже испугался: неужели он пролежал в беспамятстве годы и годы?! Но ведь Лиза не изменилась, только видно, что плакала много…
По нему плакала? Беспокоилась за него? Эх, не вовремя зашел ее отец, ему бы погодить чуточку!
И тут же Гроза прогнал мучительно-восхитительные ощущения и снова задумался: что же случилось с Трапезниковым?!
А тот с досадливым выражением качнул головой, как бы понимая изумление Грозы и предупреждая ненужные вопросы, и развернул «Правду», которую держал в руках:
– Это официальный бюллетень правительства о ранении Ленина. Слушай, Гроза: «Констатировано два слепых огнестрельных ранения: одна пуля, войдя над левой лопаткой, проникла в грудную полость, повредила верхнюю долю легкого, вызвав кровоизлияние в плевру, и застряла в правой стороне шеи выше правой ключицы; другая пуля проникла в левое плечо, раздробила кость и застряла под кожей левой плечевой области, имеются налицо явления внутреннего кровоизлияния. Пульс 104. Больной в полном сознании. К лечению привлечены лучшие специалисты-хирурги».
– Только ранен… – ошеломленно протянул Гроза. – Все попусту! Столько сил… А как Дора?
– Арестована, – сухо сообщил Трапезников. – Но она знала, на что шла, и шла с охотой. Другое дело, что ее жертва оказалась напрасной, и мы не смогли ей помочь добиться того, что было задумано. Ты вообще помнишь, что происходило? Помнишь, почему все вдруг сбилось?
– Я не знаю, – сказал Гроза, приподнимаясь на локтях. – В моем сознании как будто звучал чей-то голос… Он мне страшно мешал, он заглушал ваши сигналы. Он что-то произносил, так размеренно, веско… Но я ни слова не помню!
– Он читал отрывок из повести Куприна «Поединок», – сказал Николай Александрович.
– А Куприн тут вообще при чем? – чувствуя себя круглым дураком, пробормотал Гроза.
– Разве ты не помнишь, о чем шла речь? – остро глянул на него Трапезников.
Гроза качнул головой.
– Ну так послушай еще раз. – и Трапезников на память произнес: «Все на свете проходит, пройдет и ваша боль, и ваша ненависть. И вы сами забудете
