и кнутом помахать. Вася одно время работал в райисполкоме в Павлове, говорил, что одно его имя ужас наводило. Может быть, конечно, тебя он выслушает: ты красавица, Женечка такая хорошенькая, а если он увидит такой ходячий труп, вроде меня, то только сплюнет. Не зря тебе Зинаида посоветовала одеться получше. Иди без меня… Тебе же главное – письмо ему бросить.
– А если он со мной заговорит, спросит, кто я? – растерянно спросила Ольга. – Одно дело – если жена за мужа просит, а я-то кто?!
– Ну, скажи, что ты Васина жена… – Бледные Асины губы дрогнули в улыбке.
– Ну вот что ты несешь! – разозлилась, смутилась, а от этого еще пуще разозлилась Ольга. – Что несешь?! Да у меня язык раньше отсохнет. Вдобавок вдруг меня попросят документы предъявить…
– Возьми наше свидетельство о браке, покажи ему… – Ася вдруг задохнулась, схватилась за грудь, пошла, согнувшись, к кровати, бормоча: – Ну не могу я, не могу!
– Ладно, сходим вместе, когда сможешь, – решительно сказала Ольга, подхватывая Женю на руки. – Мы просто погуляем.
Они обе с Асей посмотрели на стол, на котором лежала Асина сумка-планшетка, в которой находилось заветное письмо, которое стоило обеим стольких усилий и слез, которое было столько раз переписано…
– Возьми письмо, – взмолилась Ася. – Ну просто на всякий случай, вдруг получится…
– Нет, – буркнула Ольга, шагнув к двери. Вдруг Женя свесилась с ее рук и потянулась к планшетке, оставшейся на столе. И захныкала, явно пытаясь дотянуться до тоненького потертого ремешка.
Ольга и Ася посмотрели вдруг на друга и расхохотались. Делать было нечего – сумку придется взять.
– Надо ремешок чистой тряпкой протереть, – безнадежно махнула рукой Ольга. – Ведь всю дорогу его сосать будет!
Она знала, о чем говорила. У Жени резались зубки, чесались десны, и она, как щенок, постоянно должна была что-нибудь жевать. Ремешок сумки ей очень нравился!
И в самом деле: стоило Ольге перекинуть сумку через плечо, как Женя вцепилась в ремешок, потащила его в рот и принялась мусолить.
Ольга, честное слово, не собиралась идти к кремлю, чтобы попытаться увидеть Кагановича, однако ноги сами понесли ее туда. Она несколько раз пыталась свернуть в боковые улицы, однако там что-нибудь преграждало дорогу – чаще всего строительные заборы, пробираться мимо которых было ужасно неудобно, – так что в конце концов она все-таки вышла на Советскую площадь, пересекла ее и приблизилась к кремлю.
А вот и Никольская башня.
Вроде здесь нужно ждать Кагановича…
Да ну, чушь какая! Не будет она без Аси ничего делать. А сейчас не стоит здесь торчать – лучше обойти кремль по круговой дороге, над Зеленским съездом, посмотреть на сизую волжскую волну, на Стрелку, на тающий в дымке левый берег…
Она ступила уже на дорогу, как вдруг милиционер выскочил из своей будочки и дико вскрикнул.
Ольга замерла. Рядом взвизгнули тормоза, и около ее бедра, приткнувшись к нему, словно громадный лакированный зверь, замерла «эмка», из которой на нее смотрели ошарашенный шофер и мужчина в военной фуражке, но в черной «тройке» и при галстуке. Его близко посаженные глаза были полны ярости.
Ольга отпрянула, покачнулась и чуть не упала. Женя покрепче ухватилась за ее шею и вдруг громко засмеялась, широко раскрывая беззубый розовый ротик.
Человек в фуражке перевел на нее взгляд. Ольга обратила внимание на его усы – в точности как у Сталина на портретах. Только этому человеку его усы казались как бы велики, словно он взял их у кого-то взаймы, и законный владелец этих усов имел и лицо пошире, и нос покороче.
Каганович! Сколько раз Ольга видела его портреты в газетах!
– Хорошенькая девочка, – проговорил он высоким голосом, чуточку гнусавя. – Еврейка?
– Да, – неожиданно для самой себя выпалила Ольга.
– Чья, твоя?
– Нет, я только нянька.
– А родители кто?
– Юлий Моисеевич, нам надо проезж… – заикнулся было шофер, однако Каганович только дернул в его сторону усом, и шофер замер на полуслове, словно онемел.
– Родители кто? – повторил Каганович.
Ольга перевела дыхание. Женя смеялась, агукала, не сводя глаз с шевелящихся при каждом слове усов.
«На гусеницу усы похожи, вот на что!» – вдруг поняла Ольга, и почему-то от этой догадки ей стало легче.
– Ее отец – Василий Васильевич Васильев, из речного пароходства, он в Павлове работал в то время, когда вы там были… – Она запнулась.
– Ответсекретарем укома[69] партии, – подсказал Каганович. – Васильев, говоришь? Помню, толковый парень, хороший партиец. Но он русский. А жена его… Жена его вроде тоже русская? Как же…
