мог заставить себя попробовать снова.
В эту минуту снова распахнулась дверь подъезда, и вышел немолодой хмурый человек – тоже в штатском, тоже в поношенном и мешковатом, однако с таким острым, цепким взглядом, что сразу угадывался милиционер, но, во-первых, старший по званию, а во-вторых, не взбалмошный идиот, как тот, курносый, а опытный, выдержанный и умный.
– Иди сюда, Пал Палыч, – азартно крикнул курносый.
Ромашов криво усмехнулся.
Пал Палыч, надо же…
Да. Бывает.
– Ты что к человеку пристал, Серегин? – спросил Пал Палыч миролюбиво.
– А вот что! – крикнул тот, показывая ромашовский «ТК».
– Документы предъявите, – попросил Пал Палыч, внимательно разглядывая Ромашова, но вдруг нахмурился, махнул Серегину: – Отставить! Я его знаю. Извините, товарищ лейтенант госбезопасности.
Сзади раздался какой-то треск.
Пал Палыч громко прыснул.
Ромашов обернулся и увидел Валентину Ивановну и Нюшу, спешно исчезавших из пределов видимости, – только сирень, через которую они спасались бегством, сердито трещала им вслед.
Он взглянул на Серегина и понял, что тот отчаянно завидует беглянкам. Он бы сейчас тоже не прочь… в кусты…
«Уже обделался, или это еще впереди?» – зло подумал Ромашов.
Серегин отпрянул с искаженным лицом.
– Вам товарищ майор рассказал про это убийство? – спросил Пал Палыч, и Ромашов понял, почему тот его узнал: это ведь именно Пал Палыч толкнул Ромашова, когда он стоял на крыльце отделения, а потом, наверное, оперативник зашел к своему начальнику – ну, Савченко и рассказал, кто его навещал.
Да, недолго майор держал слово! Впрочем, все равно пришлось бы удостоверение предъявлять…
А теперь надо уходить. Делать здесь больше нечего.
– Я когда-то знал отца гражданки Артемьевой, – сухо сказал Ромашов. – Вот и зашел узнать, как и что. След какой-нибудь есть?
– Да куча следов, – с досадой бросил Пал Палыч. – К ней столько мужиков таскалось, что не сосчитать. Всех за нос водила. Ну, найдем убийцу, конечно, спору нет.
– Конечно, – согласился Ромашов. – Спору нет! Удачи. Я пойду.
– Вы уж извините, если что не так, – с неловкостью сказал Пал Палыч. – Серегин у нас человек новый, его из Тамбова перевели. Очень старается, ну и… – Он смущенно кхекнул, развел руками.
Серегин стоял будто окаменелый, опустив глаза и поджав губы. Лица на нем не было. Было какое-то белое смазанное пятно, из которого торчало подобие очищенной картошки – его курносый нос.
– Да уж, как старается – это я видел, – холодно кивнул Ромашов. – Оружие мне отдайте.
Серегин деревянно вытянул руку с ромашовским «ТК».
«А вот арестовать его сейчас за попытку обезоружить сотрудника НКВД», – подумал Ромашов, пряча пистолет.
Серегин отпрянул и замер с вытаращенными глазами, издав какой-то задушенный стон.
– Не надо, товарищ лейтенант госбезопасности, – прохрипел Пал Палыч, – он же не знал…
Ромашов окинул обоих взглядом.
– Не пойму, о чем это вы, – бросил он напоследок – и ушел.
Зайдя за угол, привалился к стене дома. Его трясло, холодный пот выступил на лбу. Дело было вовсе не в тех неприятных минутах, пока он стоял под прицелом, хотя испугаться ретивого дурака Серегина мог кто угодно.
Он справился со страхом, но не удавалось справиться с надеждой!
«Неужели все вернулось? – думал смятенно. – Неужели вернулось все… нет, не все, но хоть что-то из того, чем я владел раньше? Погибли Гроза и Лиза, и это меня освободило, и я снова… Надо попробовать. Надо попробовать!»
Ромашов огляделся. К нему приближалась тоненькая девушка лет семнадцати, в полосатой футболочке, узкой юбке и выбеленных мелом тапочках, – шла, ежась от ветерка, радостно встречая чуть ли не первый по-настоящему теплый весенний день, шла, слабо улыбаясь, и мысли ее были где-то… где-то далеко…
Ромашов был почти невменяем от желания проверить догадку.
О чем бы таком подумать, чтобы она не могла сделать безразличный вид, чтобы ее так и вздернуло от этой его мысли!
