настолько многое, что, когда он спрашивает себя, что же именно, он ничего не может ответить и, раздосадованный на себя за невозможность ответить на самый простой, как ему казалось, вопрос, он отбрасывает слишком глубокомысленные для него функции близкой женщины или дочери, оставляя лишь роль случайной прохожей.
Это и есть то самое упрощение жизни, которое мы делаем всякий раз, когда у нас нет сил или возможностей ее усложнять.
IX. (Обретение пути истинного). – Мимолетный острозаинтересованный взгляд в толпе какой-нибудь интересной женщины, – он завораживает замужнего мужчину возможностью красивой интриги, адюльтера или даже альтернативной семейной жизни: как непохож такой взгляд на привычную палитру взгляда жены, которая все о муже знает и все в нем принимает!
В супружеском взгляде может быть что угодно, но там нет той приключенческой и вместе глубоко экзистенциальной новизны, которая так хищнически сквозит и будоражит в глазах посторонней женщины, – что делать тогда мужчине? в эту минуту надлежит ему вспомнить, что и супруга его когда-то смотрела на него подобным взглядом: теперь этого взгляда, правда, уже нет, но то, что пришло на его место, с избытком его уравновешивает.
А вот будет ли анонимная соблазнительница смотреть на него спустя годы теми же понимающими и всепрощающими глазами, какими смотрит на него его жена, это еще большой вопрос: в этом вопросе, однако, и весь ответ, – итак, идите за взглядом любящей жены вашей, как за Ариадниной нитью, и вы прямиком выйдете к царствию Божию.
Но даже если и не выйдете, все равно нужно идти этим путем, потому что другого пути для вас просто нет, или, точнее, лучше считать, что его нет: ведь путь за взглядом женщины из толпы – это не путь, а падение, хотя куда именно – в блаженство или в страдание, пока не ясно.
Но любой путь следует все-таки предпочитать падению.
X. (Любопытное указание свыше). – Когда Гермес, исполняя волю богов, сообщает Одиссею, что тот просто обязан жить с волшебницей Цирцеей как женщиной, иначе это будет расценено богами как смертельное оскорбление их соплеменницы, то в этой благой для любого среднестатистического мужчины вести сказалась, быть может, глубочайшая природа вещей, – в самом деле, и до сих пор нам кажется, что совсем не одно и то же, соблазняет ли мужчина женщину или женщина мужчину: первый случай столь же классический, сколь и тривиальный, и побеждающая соблазн женщина как правило даже выигрывает в глазах соблазняющего мужчины, не говоря уже об окружении, а вот во втором случае все обстоит гораздо сложнее, и если речь идет не о дешевом флирте или тщеславном торжестве потерявшей честь женщины над какой- нибудь своей приятельницей, мужчина, не поддающийся женскому соблазну – причем в последнем, как уже сказано, обязательно должны присутствовать черты большого достоинства, то есть женщина должна быть попросту очень серьезно увлечена мужчиной – чувствует себя отнюдь не так комфортно, как женщина на его месте, – и вот с этой внутренней и часто невидимой для других раной он отныне обречен жить до конца дней своих, и никакая благодарность супруги, никакое удовлетворенное чувство долга, никакая спокойная совесть и никакое признание людей не в состоянии полностью залечить эту рану, – самое же парадоксальное то, что, уступи он в свое время соблазну и войди в сделку с совестью, он заполучил бы, конечно, тоже некоторую душевную рану, но она, эта рана по всей видимости залечилась бы гораздо скорее, чем та, которую он приобрел, сохранив чистую совесть и верность жене или себе.
Алгебра гармонииI. (Житейский подход). – Примерка новых ботинок в том смысле может быть сопоставлена с первым знакомством с женщиной, что от них полностью зависит дальнейшее житейское – а значит и любое другое удобство: и там и здесь следует прислушиваться к ощущению элементарного телесного (и душевного) комфорта, и там и здесь желательно избегать вычурной красоты, создающей искусственное напряжение, и там и здесь ни в коем случае нельзя уповать на то, что «будущее что-то исправит», – в самом деле, надежда на то, что ботинки, хотя теперь и немного жмут, со временем разносятся и все будет в порядке, совершенно безосновательна (они никогда не разносятся, и каждый шаг будет причинять определенное неудобство), и точно так же чувствование некоторого тонкого, но глубокого неудобства в любовном дебюте будет с годами только усиливаться, но никак не ослабляться.
Вообще многое на заре такого монументального начинания, как большая любовь, может слагаться не так, как хотелось бы, но это вполне нормально, – когда судьба сводит мужчину и женщину, она даже с удовольствием и от души подстраивает им великое множество козней (которые они должны преодолеть, чтобы оправдать доверие к ним судьбы, и преодоление которых составляет как раз содержание бесчисленных и довольно неплохих романов и фильмов о любви).
Однако уже в первом разговоре с женщиной и в самом пребывании подле нее должно обязательно хоть в малой мере присутствовать то несомненное чувство абсолютного и беспримесного, как солнечный свет, житейского комфорта, перерастающего в тихое блаженство, или наоборот, неземного блаженства, возвращающегося в житейский комфорт, из которого, подобно дереву из семени, вырастет когда-нибудь гармоническое – а значит лучшее из всех возможных – отношение между мужчиной и женщиной.
II. (Физики и лирики). – Первое: если время и пространство действительно едины, и не только на физикальном, но и на бытовом уровне, – а в этом сомневаться нынче разумному человеку как-то не приходится, – то в таком случае любые изменения феномена, происходящие во времени и вполне очевидные только по прошествии определенного времени, должны быть заметны опытному глазу еще задолго до необратимых временных изменений, – именно тогда, когда они, эти будущие изменения, подобно мушке в янтаре, застыли как бы в куске пространства, – например, в слишком непостоянном, оживленном и как бы масляном взгляде кем-то безумно возлюбленной, а самой лишь слегка
