природы и человека-женщины – выражен с удивительной нежностью и теплотой, а сквозь них сквозит такая неисследимая глубина, еще и приправленная кое-какими гениальными парадоксами в духе их уникального создателя, что у нас прямо захватывает дух, и мы, ввинчиваясь испытывающим взглядом в испытывающий нас взгляд модели художника – как одна игла входит в другую – познаем на деле, во-первых, что в основе бытия лежит тайна, во-вторых, что в тайну эту невозможно до конца проникнуть, в-третьих, что в нее, несмотря на это, нужно стремиться проникать снова и снова по мере сил своих, потому что проникновение в тайну и есть сердцевина жизни, и в-четвертых, что подобный опыт неустанного и циклического проникновения в тайну, действительно, странным образом ассоциируется у нас с тем главным актом человеческого жития-бытия, который имеет тысячу наименований, большинство из которых почему-то пошло и унизительно, зато самое величественное из них есть в то же время по счастью и самое точное и верное.
Итак, познание женщины происходит только в постели и через постель, – это зафиксировано уже в Библии, и точно так же познание мира совершается исключительно через некоторый конкретный опыт – будь то с помощью первичной материи, исследуемой на уровне атомов, молекул, химических соединений, живых существ и так далее, или беря в услужение краски, ноты, мрамор, слова, или, наконец, используя опыт самой жизни, и никогда посредством чистого мышления, – и как женщина только после интимной связи открывает мужчине свою душу, так преображенная творческим опытом материя – и в области астрофизики, и на уровне познания эволюции, и в плане искусства, и в аспекте подведения итогов земной жизни, – да, везде и всегда послушная духу материя обнаруживает в своем (женоподобном) лоне такую одухотворенность, что любое проявление обыденной жизни, в том числе и половой акт, невольно становятся в один ряд с феноменами, которые мы привыкли считать образчиками так называемой «чистой духовности».
IX. О проникновении иглы
Здесь мы видим изначальный закон человеческой иерархии: повелителю не принято смотреть в глаза, а тем более долго и пристально, это во всех странах и во все времена рассматривалось как вызов и могло стоить головы дерзнувшему, таков вековечный этикет: отвечающий взглядом на взгляд утверждает свое с ним внутреннее равенство, а это уже бунт против положения вещей, никакой повелитель не прощает выдержанного до конца прямого взгляда, – разве что он признает такого человека в чем-то равным себе.
Сходным образом Будда на вопрос одного из учеников: как следует жить? ответил: живите так, чтобы Царь Смерти не видел вас, здесь сокрыт глубочайший смысл, – потому что вся до поры до времени накопленная энергия Смерти в урочный час с неумолимой яростью и некоторым даже злорадством обрушивается на нас прямо пропорционально выпячивающемуся из нас самосознанию нашей самости: чем дальше и самонадеянней выпячивается последняя навстречу миру, тем жесточе ударяет по ней своей секирой царица-Смерть, – тема Дон Гуана, но и толстовская тема.
Подытожил же ее задолго до них Будда, провозгласив, что только полное самоупразднение самости – ибо ее можно упразднить лишь изнутри, но никогда извне – начисто побеждает и саму смерть, – и он, как всегда, прав, таких победителей смерти на самом деле довольно много: поезжайте в Азию и справьтесь насчет сотен и тысяч буддийских монахов, чьи тела волей умирающего либо были превращены в радужные цвета, либо, неразложимые, остались на долгие годы сидеть в позе Лотоса с улыбкой на устах, – такое на Западе просто немыслимо и невозможно.
Итак, Смерти не стоит смотреть в глаза, потому что смотреть на нее будут разве лишь гордость и родственные ей побуждения, тогда как мудрость и смирение, вкупе с их проявлениями, как обычно, будут держать глаза долу, – и Смерть великой радостью и торжеством скосит ненавистные ей плевелы, оставив жить и процветать возлюбленные зерна.
Беда лишь в том, что любые внутренние качества настолько тесно взаимосвязаны, что отделить зерна от плевел практически невозможно: хотя это опять-таки только для нас невозможно, для Смерти же все должно быть возможно, – и пусть это недоказуемо, пусть в это нужно верить, но почему хотя бы раз в жизни не поверить во что-то поистине Высшее? ведь только по отношению к Смерти и практически все люди без исключения испытывают то идеальное соединение судьбоносного предназначения, тесно с ним связанного благоговейного ужаса, инстинктивного и предельного, идущего из самых глубин сердца, уважения и плюс еще какой-то неодолимой таинственной тяги, граничащей с запретной любовью, которое (соединение) далеко не всеми и далеко не в той степени испытывается по отношению к Богу и к богам… вот почему не следует смотреть Повелителю в глаза.
Ученик тупо смотрит на свои ботинки, учительница недоуменно взирает на доску, ученики с улыбкой переглядываются, а незадачливый ученик исподлобья взирает на приятеля за передней партой, который может подсказать ему правильный ответ: «Этот взгляд был мучительно красноречив. Он скорее бы умер, чем позвал на помощь. Но взглянуть он мог и взглядом мог попросить о поддержке».
Юноша после многомесячных ухаживаний вошел, наконец, в интимный контакт с девушкой, которую он безумно любил, но по причине невероятного волнения, обычно сопутствующего первой любви, этот контакт прошел не так, как должен бы, и вот, уже одевшись и прощаясь, в дверях этот юноша,
