— Не, только за миллион. — Эрик, все еще сидевший на присядках у головы в коконе, указал палкой на своего друга. — Но, за сто, я пробью отверстие прямо здесь… — он опустил палку, коснувшись правого уха Эсси — …и туда нассу.
Джаред видел, как грудь Эсси поднимается и опадает.
— Серьезно? За сотню? — Было понятно, что Курт был искушен, но сто долларов — большое количество булочек.
— Нет. Я просто тебя подкалываю. — Эрик подмигнул своему приятелю. — Я бы не заставил тебя платить за это. Я сделаю это бесплатно.
Он наклонился к Эсси, пробираясь кончиком палки чрез белую маску в её ухо.
Джареду нужно было что-то предпринимать, он не мог просто смотреть и записывать, и позволить им делать с ней это. Так почему ты не двигаешься? спрашивал он себя, и в это время его айфон, который он крепко сжимал в своей влажной руке, выскочил —
Даже с педалью до полика, маленький фургон службы контроля за животными не мог выдавать больше пятидесяти. Не из-за проблем с двигателем; просто фургон был старый, и его одометр заканчивал уже второй полный оборот. Фрэнк несколько раз обращался в городской совет, но ответ всегда был один: «мы приняли это к сведению».
Сгибаясь над рулем, Фрэнк представлял, как стучит кому-нибудь из тех мелких политиканов по башке. И что он скажет, когда его попросят остановиться? «Я приму это к сведению».
Он повсюду видел женщин. Никто из них не ходил поодиночке. Они были объединены в группы по три и четыре, разговаривали и обнимались, некоторые из них плакали. Никто не обращал внимания на Фрэнка Джиари, даже когда он проскакивал знаки стоп и ехал на красный свет. Так гонит Фликингер, когда он под кайфом, — подумал он. Осторожно, Джиари, или ты переедешь чью-нибудь кошку. Или чьего-нибудь ребенка.
Но Нана!
Его телефон зазвонил. Он, не глядя, нажал ОТВЕТИТЬ. Это была Элейн, и она рыдала.
— Она спит и не просыпается, а на ее лице что-то
Он проехал мимо трех женщин, которые стояли, обнявшись на углу улицы. Они выглядели как гости какого-то терапевтического шоу.
— Она дышит?
— Да… да, я вижу, как это что-то… поднимается, а потом вроде всасывается… ох, Фрэнк, я думаю, что это у нее во рту и на языке! Я возьму ножницы для ногтей и срежу!
Картина наполнила его душу, такая яркая и ужасно-реальная, что на мгновение дорога впереди его как будто бы пропала: Кинсвоман Сюзанна Брайтлиф, откусывающая нос своего мужа.
— Нет, Эл, не делай этого.
— Почему нет?
Наблюдать за
— Потому что это будит их, и когда они просыпаются, они становятся безумными. Нет, не безумными. Больше похоже на бешеных.
— Не говори мне такого… Нана никогда бы…
Если это будет Наной вообще, подумал Фрэнк. Кинсман Брайтлиф, несомненно, сейчас вполне уверен, что не получил хорошую и послушную жену, к которой он привык.
— Элейн… дорогая… включи телевизор, и ты сама все увидишь.
Теперь спрашиваешь, — подумал он. Теперь, когда твоя спина прижата к стене, ты говоришь: О, Фрэнк, что мы будем делать? Он почувствовал грустное, тревожное удовлетворение.
Его улица. Прибыл. Возблагодарим бога. Дом был впереди. Все будет в порядке. Он
— Мы отвезем ее в больницу, — сказал он. — Сейчас они, наверное, уже знают, что происходит.
Лучше бы знали. Им же лучше. Потому что это была Нана. Его маленькая девочка.
Глава 7