— В общем-то, наверное, нет — я это подозревала и так, твои слова лишь рассеяли мои сомнения. Скажи, а откуда ты меня знаешь?
— Ну я же видящая, лэри Абиша. Я вижу прошлое, настоящее и, иногда, будущее. Правда, будущее вашего спутника я увидеть не могу.
— А моё? Моё будущее ты увидеть сможешь?
— Сожалею, лэри Абиша, но и ваше будущее для меня сейчас будто подёрнуто туманом — ведь вы находитесь в тени своего спутника, а он отбрасывает покров неопределённости на всех, кто с ним соприкасается.
— Почему? Я слышала, что наше будущее предопределено, все события уже записаны в ткани мироздания и изменить их невозможно.
— На этот вопрос отвечу тебе я, Абиша, — в разговор вклинился Один, — мироздание, как правило, хотя и мультивариантно, однако не терпит неопределённости, и события, которые должны будут произойти в будущем и повода для которых, как тебе кажется, нет, на самом деле органично вытекают из событий, которые уже свершились. Чтобы тебе было понятнее, поясню проще — если ты выпустила в мишень стелу, но она ещё находится в воздухе, то уже неважно то, что в мишени стрелы ещё нет. Если бы ты была мишенью, и тебе кто-то предсказал, что через несколько мгновений в тебя попадёт стрела, ты бы не поверила — ведь стрелы нет, никто её не видел, да и предпосылок на то, что она прилетит в ближайшем будущем, также не предвидится. И лишь тот, кто видел, как эта стрела была выпущена, знает, что пройдёт всего несколько мгновений, и эта стрела будет покачиваться своим оперённым хвостом в самом центре чёрного круга. Похоже, в настоящий момент мы имеем уникальную возможность наблюдать весьма редкое даже для этого мира явление — человека, интуитивно подключающегося к энергоинформационному полю планеты и, бессознательно анализируя имеющуюся в этом гигантском хранилище информацию о совершившихся событиях, проводящего информационные параллели и способного выстроить из них ассоциативные цепочки, оформив в видения предположительный итог событий, которым ещё предстоит свершиться. Именно этим и объясняется суть предсказаний.
— Девочка — одарённая? — разговор перехватили спутники Одина.
— Причём чрезвычайно сильно одарённая. Я даже не ожидал такого результата от происходящих в этом мире генетических мутаций — данная вселенная начинает меня интересовать всё больше и больше.
— То есть первоначальное желание уничтожить этот мир у вас больше не появляется?
— Нет, лэр Орив, пусть этот мир ещё немного поживёт. Правда, про этот материк я не стану утверждать столь категорично — сложившаяся на Натане политическая ситуация мне крайне не нравится…
И, опять повернувшись к девочке, ответил на её вопрос:
— Да, лэри Таня. Это действительно моё изображение. Если тебе интересно, пошли с нами, и по дороге я расскажу тебе его историю.
Девочка улыбнулась и сказала:
— Рассказывайте, лэр Один, а идти я и так с вами пойду — последнее время ни один официальный приём в этом дворце не обходится без меня. Я же ясновидящая… К тому же я знала, что скоро увижу вас в своём доме. Вот только то, что я хотела сегодня вам сказать, я сделаю несколько позже и в более подходящем месте — ведь это не последняя наша встреча.
— Хорошо, Таня, если ты захочешь со мной поговорить, приглашаю тебя в академию — там мы найдём и время, и место для разговора… А сейчас вернёмся к твоему вопросу о драконах. Дракон в этом мире появился потому, что моя дочь, которую звали Ярината, очень любила кататься на драконах. Она вообще любила и небо, и полёты над облаками — Ната была весёлой и бесстрашной девочкой, любила прыгать с парашютом, летать на флаерах и дельтапланах, но ничто не сравнится с собственно полётом в небе, когда есть только небо, земля далеко под ногами, и ты. Вот только сама Ната становиться драконом так и не научилась — для того, чтобы воплотиться в кого-то другого, совсем не нужно сильного магического дара — нужно только очень много и упорно трудиться. При смене облика, так называемой трансформации, не так важна собственная сила, как тысячи, десятки, сотни тысяч постоянных, монотонных, изматывающих тело и душу тренировок. Только многотысячные повторения приведут к закреплению полученного результата. Дочка не желала тратить на овладение столь серьёзной трансформацией месяцы, а то и годы напряжённого труда, а летать она очень любила. Поэтому на своей шее Яринату катал я — из летающих ипостасей, которые я научился к тому времени принимать, облик дракона наиболее приспособлен для полётов с пассажиром-человеком. Первое время, пока этот мир был молод, я катал свою дочку достаточно часто. Потом у Яринаты родились свои дети, и наши совместные полёты стали происходить всё реже и реже. Последний раз я летал в небе этого мира около четырёх тысяч лет назад.
— А мечи в лапах дракона откуда?
— А мечами, как и прозвищем Один, которое впоследствии прочно прилипло ко мне и стало ещё одним из моих истинных имён в этом мире, меня наградил один из моих учеников, Николай. Он был фанатом боевых единоборств, как с оружием, так и без, мастером моей школы боевых искусств, одарённым, как и ты. Я вместе со своим сыном Тимиро обучал его воинскому искусству. Талантливым был, проказник. Сражаться я его учил и против людей, и против зверей. Одной из звериных форм, которую я принимал в процессе его обучения, как раз и был дракон, так что внешний вид дракона, каждая перепонка на крыле, каждая чешуйка на теле были Николаю отлично известны. Зато в человеческом облике я сражался с ним вполсилы — одной рукой, убрав другую за спину, и, для создания антуража завязывая один глаз. Один глаз, одна рука… Николай, конечно же, не знал, что для боя с ним мне не нужны были ни глаза, ни руки, но в процессе обучения он думал, что таким образом я сознательно себя ограничиваю. И старался работать вдвое лучше — ведь нет для самолюбия ученика ничего обиднее, чем проигрывать однорукому и одноглазому. Кстати, тогда же, из-за повязки на глазу, он и окрестил меня Одином — если кто помнит скандинавские мифы и одноглазого бога войны, то поймёт, о чём я говорю.
