– Вот вывернул. А любовь своего ребенка ты так же планируешь зарабатывать, взятками и подачками?
– Продолжу в том же духе. С собакой это у меня получилось. С тобой тоже.
Нагнувшись, я поцеловал ее в губы.
– Я буквально одной ногой. К ужину вернусь, мобильник у меня включен.
Ее глаза перешли на внутренний карман моей куртки. Там различалась рукоятка пистолета, но Рэйчел на этот счет ничего не сказала.
– Будь осторожней, – попросила она и вернулась к своему журналу.
На выходе из дома я оглянулся и заметил, как она скармливает Уолтеру кусок рогалика. Тот в ответ положил голову ей на колени, а она нежно ее погладила, взгляд устремив уже не на страницы, а на болота и деревья за кухонным окном, как будто бы стекло превратилось в воду и она снова различила под ее поверхностью лицо тонущего.
Коллектор пребывал в поисках Рэя Сабо. Имя всплыло в ходе собственного дознания Коллектора насчет дома Грэйди, и ему не терпелось выйти с этим субъектом на разговор. Нравственных суждений о мрачноватом хобби Рэя он не составлял: на его опыте и памяти человеческие существа вытворяли и куда более неприглядные вещи, чем воровство с мест преступления памятных предметов. Коллектора интересовало в частности то, как Рэй проложил себе путь к дому, и глядишь, разжился в процессе какой-нибудь безделушкой. Если этот сувенир окажется именно тем, чем надо, то глядишь, можно будет с пользой для себя завершить труды по дому.
Однако разыскать Рэя Сабо оказалось не так-то просто, а в его доме сейчас обитал незнакомец. Обычно Коллектор практиковал к людям прямой подход, но молодой человек, который, видимо, ублажал миссис Сабо в отсутствие ее мужа, вид имел несговорчивый. Более того, вскоре обнаружилась, что этот самый ублажитель чужой жены пользовался покровительством мелкой, но деятельной криминальной группы.
Коллектор по незнанию считал, что старая машина и невзрачная внешность позволят ему оставаться незамеченным, но не тут-то было. Постепенно он пришел к выводу, что миссис Сабо со своим любовником сговорились меж собой выжить хозяина из его жилища путем угроз, а то и физического насилия. Тайком сопроводив любовника к дому, Коллектор с этой мыслью задумчиво возвращался к своей машине, но тут из-за мусорного бака вышел некто и преградил ему дорогу.
– А ну говори, чем ты тут занимаешься, – без прелюдий потребовал он.
Был он крепок, слегка мешковат, а одет в черный кожан и синие джинсы. Лицо у него отчего-то выпирало не в тех местах, как будто каждую кость ему перебили, а затем собрали, но плоховато. Звали его Крис Тирни, а репутацию он имел жесткого гангстера. У Коллектора на разъяснения времени не было. Он попробовал проскользнуть мимо, но Тирни его ухватил и дернул назад, при этом подступив на шаг ближе.
– Я задал тебе вопрос, – с нажимом сказал он.
Коллектор молчал.
– Говноед, – бросил ему гангстер. – Сейчас пойдешь со мной.
Он стал надвигаться на худосочного, неряшливого типа с желтыми ногтями, на котором пальто болталось как на вешалке. Но вместо того чтобы попятиться, доходяга-оборванец тоже двинулся на сближение. Тирни почувствовал удар в грудь, а все его тело поднялось, только кончики пальцев ног продолжали касаться земли. Он обвис на ударившей его руке, а шок от удара сменился вдруг резкой болью. Тирни попытался что-то сказать, но вместо слов изо рта у него хлынула кровь, обдав губы и подбородок. Пальцы конвульсивно сжали руку Коллектора, нащупав там рукоять ножа. Еще одна попытка что-то вымолвить оказалась безуспешной; да и что он мог теперь сказать?
Коллектор кончиками пальцев коснулся губ умирающего.
– Шшшш, – сказал он нежно. – Уймись. Сейчас все кончится.
Нож впился снова, и жизнь покинула Тирни с потоками воздуха и крови.
С прошлого раза, как я его видел, Клем нисколько не изменился. Волосы у него поседели еще на четвертом десятке, поэтому единственно, чего у него прибыло, это морщинок вокруг глаз и рта. От недавней поездки на юг у него еще оставался загар, а сам он слегка схуднул.
– Хорошо выглядишь, – похвалил я его.
– При отсутствии других вариантов питаюсь здоровой пищей, – сказал Клем и заказал себе чизбургер с двойной картошкой, но без майонеза. – В майонезе вся погибель, – пояснил он.
Клем был одним из сослуживцев, оставшихся в друзьях у моего деда после того, как тот ушел в отставку, и это дружеское расположение постепенно перешло с деда на внука, то есть на меня. В прежние времена на Манхэттене были копы, которые при виде меня готовы были перейти на другую сторону улицы, даже если б она была заминирована. Ну а здесь были другие, более заматерелые связи, с иной полярностью.
За едой мы болтали о том о сем, а затем откинулись на стульях у окна и стали смотреть на машины и дрейфующих мимо прохожих. Никто никуда особо не спешил, а грядущее Рождество в начале декабря казалось чем-то скорее желанным, чем напряжным.
– Клем, ты помнишь Джона Грэйди? – спросил я наконец.
Я вдруг ощутил, что само это имя мне произносить крайне неприятно. Оно словно загрязняло воздух, вытекая через оконную раму и обдавая ядом предпраздничную атмосферу снаружи.
